***

Вечером Натабура с Афра возвращались домой. Заходящее солнце освещало дорогу, которая шла вдоль полуразрушенной каменной стены. Слева тянулся глубокий овраг, заросший плющом. Цветущие ветви сакуры и яблонь склонялись над самой головой. Весенние запахи напомнили прежние счастливые дни в горах Тибета. Первое, что вылезло из-под снега – огромные желтые цветы, которые пахли, как розы. Я рвал их по утру, в тумане, когда еще все спали, вспомнил он, и приносил Юке. А потом мы пришли в Лхасу, и я накупил ей красных лент к празднику Демонов. Он считал дни до того срока, когда увидит ее. Выходило, что никак не раньше, чем через сэкки. Как долго, вздохнул он. Прошлое казалось ему странным – оно жило своей, непонятой, непостижимой жизнью. Осталась лишь память – узкая тропинка воспоминаний, незаметно источающаяся изо дня в день. Как грустно, что ты рано или поздно забывает какие-то детали, рассуждал он. Я забыл ее лицо и голос. Юка, где же ты?

Вдруг странный шорох послышался из-за стены. На мгновение раньше глухо заворчал Афра. Он поднял морду и уставился на розовую ветку саккуры, которая раскачивалась все сильнее и сильнее.

– Стой! – приказал Натабура, и они замерли. Афра подался назад и наступил ему на ногу.

Шорох прекратился. Зато ветка качнулась еще сильнее. Но Натабура знал этот фокус с веревкой и парой колышков и не двинулся с места.

– Выходи! – крикнул он, однако за оружие не взялся. Что-то ему подсказало, что ничего серьезного не произойдет, да и годзука всегда готов был вовремя оказаться в руке. Он даже шевельнулся на груди, реагируя на мысли Натабуры, и стал теплым – верный признак волнения, которое передавалось и ножу.

На тропинку легко, как обезьяна, соскочил человек в хламиде и, не поднимаясь с колен, протянул двумя руками тэкко – кастет с месяцеобразным лезвием.

– Хочу умереть! – громко произнес он, не поднимая головы.

Натабуре хорошо было видно, как на шее у человека напряглись мышцы – он ждал удара.

– Зачем? – спросил Натабура, с трудом удерживая Афра, который, конечно же, не мог стерпеть того, что кто-то загородил им дорогу. В горле у пса от ярости клокотало, а из пасти текла слюна.

– Очень прошу! Я не достоин жизни!

– Это решают Боги, – ответил Натабура, узнав Баттусая.

– Я следил за тобой, – признался тот, не поднимая головы.

– Я знаю.

– Я хотел убить тебя!

– Это я тоже знаю.

– Убей меня!

– А ты попробуй сам, – предложил Натабура. – Кими мо, ками дзо!

– Хорошо!

Баттусай одним движением разорвал кимоно, обнажив мускулистую грудь, и размахнулся, чтобы ударил себя в шею.

– Стоп! – Натабура ловким движением перехватил руку с тэкко и внимательно посмотрел Баттусаю в глаза. Были они бездонные и отчаянные. – Что ты хочешь?

– Умереть от твоей руки!

– Мне твоя смерть не нужна, – Натабура отпустил, испытывая его. – Уходи!

– Убей меня. Я не перенесу такого презрения!

– Я тебя не презираю, – возразил Натабура.

– Тогда возьми меня к себе в ученики!

– В ученики? – Натабура удивился. – Я еще слишком молод, чтобы быть учителем, – спокойно ответил он.

– Что же мне делать? Я хочу стать таким, как ты.

Натабура помолчал:

– Я знаю, что ты охраняешь капитана Го-Данго.