|
Мы теперь как электрические скаты. Попробуй сам. Только не забудь сначала сделать глубокий вдох. Карлсен шагнул в заросли. Вначале ничего не произошло, но буквально следом секунды грудь уже обхватила тугая удавка побега – пестро красная и толще, чем желтый усик. Стиснуло неожиданно сильно, Карлсен невольно по– морщился. Теперь ясно, почему Крайски посоветовал глубоко вдохнуть: чтоб от обхвата не лишиться дыхания. Выход нашелся инстинктивно. Первым делом надо было сдержать панику: Карлсен оставался пассивным, словно ожидал, что его вот вот освободят. И тут дал своей энергии коротко полыхнуть гневом. Аж кожу зажгло – ощущение такое же, как под водопадом, только откуда то изнутри. Хотя произошло как раз то, на что он рассчитывал. Сила сжатия не позволяла побегу разжаться и ускользнуть – от пыхнувшего тока запахло паленым. Через секунду стало ясно: перестарался. Растение погибло, но обугленное кольцо держало с прежней силой. Крайски, саркастично хохотнув, помог его размотать. При этом еще один побег, – зеленый, – воровато коснулся ему шеи и тут же отдернулся, извивая почерневшим концом. С помощью Крайски Карлсен полностью освободился от объятий кольца, пахнущего сейчас пригоревшей капустой. – Все, идем. – Крайски решительно пустился в гущу растительности. Побеги тревожно отстранились, обнажив, как оказалось, вполне достаточно места для прохода. Карлсен поторопился следом. Растения, очевидно, обла– дали телепатией, спешно рассылая предостережение: не нападать. Правда, самые толстенные с недобрым интересом норовили иной раз прикоснуться, но тут же отдергивались, получая за чрезмерное любопытство. Карлсен ре– агировал со спортивным азартом: все равно, что шлепать мух остриями молний. Если заряд удавалось выпустить вовремя, то чувствовалось, как удар, обжигая, разрушает растительные клетки, если запаздывал, растение со змеиным проворством ускользало. Пробираясь через эти извивающиеся заросли, Карлсен глухо подумал, что ведь их двоих, в сущности, легко одолеть, стоит этим растениям накинуться скопом. Ведь могут обвить таким бревном, что никакой энергии не хватит отбиться. Однако главным их оружием был страх: он волной катил вперед, облекая их спасительным коконом. И видя, как растения по ходу опасливо утягиваются, освобождая проход, Карлсен проникся по хищному азартной радостью, убеждаясь: пассивность восприятия – иллюзия. После мили с лишним подъема впереди забрезжило что то ярко желтое – сначала подумалось, что сера. Теперь различалось, что для вулканического конуса поверхность чересчур уж плоская и однотонная – наверное, какая– нибудь растительность. На подходе к краю зарослей впереди открылась та алая кайма, что заметна была с озера. Через несколько минут они вышли из зарослей, которые тотчас сомкнулись непролазной чащобой, и взору предстала глинистая почва с гладкими синими камнями вроде речных голышей. Воздух наводнился вдруг странным звуком, напоминающим отдаленный перезвон сотен колокольцев. Звук, почему то, навеивал мысль о холодной воде, плещущей в серебристом ручье – от невнятного восторга пронизывала дрожь. От влажноватой глины под ногами веяло чем то с детства знакомым. Вспомнилось: так пахло возле незапамятно старого амбара, чудом уцелевшего с прежних времен за домом, где жила Билли Джейн. Карлсен, подняв, поднес к уху один из камней: он как раз и позванивал – тоненько, по волшебному. – Я вижу, ты урок так и не усвоил, – с укоризной заметил Крайски. – Ты о чем? – Об осторожности. Карлсен недоуменно оглядел камень, округло нежный, как птичье яйцо. – Ты об этом? – он замахнулся было бросить, но рука как то не поднялась. – И что в нем такого? – Это все тот же зоолит. Звук привлекательный, и ты, конечно же, сунешь его за пазуху. А проснешься утром, и он уже наполовину под кожей, как пиявка, и отсасывает энергию. |
