|
После этого воронка приложилась к земле, словно карборундовое колесо с электроприводом и вгрызлось так, что верхний слой гранита искрошился на иглистые осколки, всосавшиеся внутрь циклона. Подобная обработка участка между рекой и выжженым кратером создала двух– мильную впадину подкову, по которой хлынула река. Карлсен был бы не прочь направить реку в кратер, чисто для того, чтобы потешиться еще одним взрывом. Однако Креб был более осмотрителен и знал, что такой взрыв разрушит и всю гору, и ее отвесный южный отрог. Потому реку он направил тысячей футов западнее кратера, где она, шипя по раскаленной докрасна породе, повернула к кромке склона. Река была могучая, не уступающая полноводностью рукаву по восточную сторону Броога. В итоге водопад в тысячу ярдов шириной, перехлестнув закраину, исполинским белым шлейфом обрушился вниз, на находящиеся в полумиле камни, где обратился в пар, окатив расплавленную лаву. Неким волшебным образом они переместились, обратно на вершину Броога (тут лишь вспомнилось, что они с нее никуда и не отлучались). Телепати– ческий контакт, – светлый, роднящий восторг, – не исчезал и с окончанием врубада. Что то подобное, вероятно, испытывают футболисты, только что одержавшие победу в суперматче и принимающие теперь душ. Эта приятно расслабленная атмосфера распространялась даже на гребиса. Через долину, на расстоянии в десяток миль, деяние их рук впечатляло не так сильно, как вблизи. Тем не менее, было очевидно, что выбор Креба себя оправдал. С исчезновением третьего пика гора обрела новую симметрию. Безусловно, к общей красоте горного склона добавлял свое и водопад. Когда почерневшие останки третьего пика снова покроются травой, величавости у пейзажа наверняка прибавится. Хотя не это было главным. Теперь ясно, что подлинная цель этого упражнения – не в преображении окрестности, а в том, чтобы продемонстрировать каждому, что он способен преображать свой собственный внутренний пейзаж. В этом – существенное различие между седьмой и восьмой ступенью. Семикурсники понимают, что обладают силой творения и трансформации. Восьмикурсники же понимают, что именно создается и трансформируется. Со всей очевидностью открылось, что без уяснения этого все живые существа обречены на прозябание в иллюзии. Они без исключения полагают, что значение лежит вне их, в окружающем мире, и чувствуют себя несправедливо обманутыми, стоит фокусу этого значения сдвинуться или измениться. Восприятие – дремлющий гигант, осознающий свою силу лишь от какого нибудь внешнего стимулирующего импульса. Вот почему секс извечно приводил людей в состояние обостренного бодрствования: гигант пробуждался, предвкушая вслед за победой удовольствие. То же самое в отношении бессмертной музыки или величественных пейзажей: они тоже про– буждают гиганта, давая ему осознать свою собственную силу. Человек, внемлющий великой музыке, становится музыкой – гигант пробуждается и осознает, что может двигать горы. Глядя в воцарившейся тишине на зияющий провал, Карлсен поймал себя на том, что больше не испытывает глухого страха; в сравнении с мощью ума он лишь дыра в земле. Подошел и остановился рядом Крайски. – Ну? – Что «ну»? – оторопело уставился Карлсен. Вопрос словно донесся из какого то иного мира – тускловатого, приниженного. Такой отчужденности от Крайски он не испытывал еще никогда. – Скоро в обратный путь, – терпеливо сказал тот. – Ты уже определился? – Насчет чего? – Ты знаешь, – Крайски начал выказывать нетерпение. – Да, это так. Тебе надо прийти к решению, – раздался сзади голос Клубина. Обернувшись, Карлсен увидел перед собой уже не Люко, а гребиса, до этой поры действительно маскировавшегося под Люко. Хотя в напускной оболочке крылась сила, огромная, как предвечерняя тень, масштаб которой восьмикурсник мог лишь начать постигать. |
