|
Хотя в напускной оболочке крылась сила, огромная, как предвечерняя тень, масштаб которой восьмикурсник мог лишь начать постигать. Перед этой силой, намертво приковывающей к себе взгляд (удивительно еще, что он с таким спокойствием его выдерживал) уклоняться от ответа было невозможно. И Карлсен наконец сказал: – Я не знаю. Не знаю, как я поступлю… (господи, какие слабые, нерешительные слова, хуже бегающих глаз). Крайски веско покачал головой. – Ты что, ничего не усвоил? Карлсен поспешно кивнул, не только понимая, но отчасти и разделяя его раздражение. – Почему. Усвоил, как снаму стали толанами, а толаны – уббо саттла, как из уббо саттла вышли гребиры. Узнал и о достижениях гребиров, про то, насколько они превзошли людей – не меньше, чем современный человек своего пещерного предка. Но я также научился делать свои собственные моральные выводы, в которых ни перед кем оправдываться не обязан. – И что это за моральные выводы? – терпеливо спросил Клубин. «А ну ка давай, скажи ему», – подала вдруг голос Фарра Крайски. Ба а, вот уж кого не ждали. Последнее время она так помалкивала, что о ее присутствии уже и забылось. А ведь надо еще извиниться перед супругом. – Я восхищаюсь гребирами, – сказал Карлсен вслух, – но не могу принимать груодов. Мне они кажутся немногим лучше преступников (по лицу у Крайски пробежала тень). Я извиняюсь, но мне так кажется. Я обещал по возвращении не выдавать их. Но я не могу обещать им попустительствовать. Разве что делать это я буду изнутри, как дифиллид. Крайски мелькнул взглядом из под приспущенных бровей, вслед за чем посмотрел на гребиса. – Сожалею, но это единственно, что я могу, – произнес Клубин с улыбкой сочувствия. – Это и есть его решение. Крайски, глубоко вздохнув, пожал плечами. – Что ж, благодарю, – он перевел взгляд на Карлсена. – Пора в путь. – Очень хорошо, – Карлсен оглянулся на остальных (все молча слушали) и ощутил острую тоску от предстоящего расставания. После близкого знакомства с толанами привыкать заново к людям будет непросто. – Прежде чем наш гость отбудет, – подал голос Креб, – пусть бы он нам оставил что нибудь памятное о своем пребывании. – У нас есть время? – Карлсен посмотрел на Крайски. Тот лишь пожал плечами. – Делай свой выбор, – предложил Креб, рукой округло обводя пейзаж. Карлсен долго стоял, не отводя глаз от Буруджи Роты: хотелось запечатлеть этот образ в памяти. Вместе с тем невозможно было заметить хоть что то, требующее изменения. Сама идея о перемене пейзажа казалась чем то пошлым, кощунственным. Креб, учтиво подождав, обратился к Крайски. – Может, ты что нибудь выберешь? Крайски поспешно мотнул головой: – Не знаю, с чего начать. – Тебе и не надо. Мы все сделаем; – он снова повернулся к Карлсену. – Прошу тебя, приступай. Когда Карлсен, склонив голову, начал входить во врубад, Креб жестом позвал Крайски: – Ты тоже. Тот с тоскливым видом, но, явно не смея возразить, присоединился. Понятно, почему начать врубад пригласили именно его. Верховодить такой группой значило, что его считают за ровню – честь, удостоиться которой не дано никому из людей. Ясно и то, отчего гребис заставил примкнуть Крайски: это было разом и заявление преданности груодам, и попытка смягчить предубеждение Карлсена. С расстыковкой и слиянием личности рассеялись и предубеждения. В этом состоянии полной безопасности и единства, сплоченными личностью гребиса, значение придавалось единственно тому, что он дифиллид и будущее свое должен просматривать в соответствующем свете. Крайски, как и гребиры – его брат, достойный понимания, а не осуждения. Людям, для того чтобы разрешить эту проблему, надлежит одно: стать дифиллидами, и тогда пробле– ма разрешится сама собой. |
