Изменить размер шрифта - +
Но среди завываний ветра, стонов раненых, грохота падающей черепицы, камней и обломков дерева я

не надеялся расслышать ее слова.
    Я бросился к церкви и, оказавшись внутри, стал лихорадочно искать ступени. Инквизитор Лувье тоже искал их и нашел раньше меня,

устремившись наверх.
    Я неотступно бежал вслед за ним, видя у себя над головой полы его черной сутаны и слыша стук его каблуков. Ох, Стефан, если бы у

меня был кинжал… Но кинжала у меня не было.
    Когда мы достигли крыши, он рванулся вперед, и я увидел, как худенькое тело Деборы падает вниз. Подбежав к краю, я взглянул на

паривший внизу хаос… Дебора лежала неподвижно, разбившись о камни. Ее лицо было обращено вверх, одна рука подпирала голову, другая

безжизненно лежала на груди. Глаза ее были закрыты, словно она спала.
    Увидев ее, Лувье выругался и закричал:
    — Сожгите ее, тащите ее тело на костер.
    Но напрасно: отсюда его никто не слышал. Он оцепенело обернулся, намереваясь, видимо, спуститься вниз и руководить сожжением, и

тут увидел меня.
    На лице инквизитора застыло выражение недоумения и беспомощности, когда я, ни секунды не колеблясь, изо всех сил толкнул его в

грудь, чтобы он, качнувшись назад, свалился с крыши вниз.
    Этого, Стефан, никто не видел. Мы находились в самой высокой точке Монклева. Никакая иная крыша не достигала высоты крыши собора.

Даже со стороны замка эта часть не была видна, а находившиеся внизу и подавно не могли видеть меня, поскольку, нанося удар, я был

заслонен телом самого Лувье.
    Даже если я и ошибаюсь насчет возможности увидеть меня, все равно меня никто не видел.
    Я немедленно отошел от края крыши и, убедившись, что больше никто не подымался вслед за мной наверх, спустился по ступеням и

покинул собор. Неподалеку от входа лежал сброшенный мною Лувье. Как и Дебора, инквизитор был мертв. Его череп был разбит, оттуда

текла кровь. Глаза инквизитора были открыты, а на лице застыло то тупое и глупое выражение, которого почти никогда не увидишь на

лицах живых людей.
    Не берусь сказать, сколько продолжалась эта заваруха, но когда я достиг церковных дверей, она начинала стихать. Может, все

длилось не более четверти часа — ровно столько, сколько это чудовище Лувье отмерил Деборе для смерти на костре.
    Стоя в тени церковного входа, я видел, как площадь наконец опустела. Последние уцелевшие жители карабкались, перелезая через тела

погибших, которые теперь запрудили боковые улицы. Я видел, что становится светлее. Буря проходила. Я молча стоял, глядя на тело моей

Деборы, и видел, как теперь у нее изо рта льется кровь и ее белая одежда покрывается красными пятнами.
    Прошло немало времени, прежде чем на площади появилось множество людей, осматривающих тела погибших и раненых, которые стонали и

молили о помощи. Раненых подбирали и уносили. Хозяин постоялого двора вместе с сыном выбежали наружу и склонились над телом Лувье.
    Хозяйский сын увидел меня, подошел и с громадным волнением сообщил, что приходский священник и мэр погибли. Вид у парня был

дикий, словно он не мог поверить, что остался в живых и своими глазами видел случившееся.
    — Я же говорил вам, что она была великой ведьмой, — прошептал он.
    Стоя и глядя на тело Деборы, мы увидели, как на площади появились вооруженные стражники, поцарапанные и с очумелыми лицами. Ими

командовал молодой церковник с кровоточащим лбом.
Быстрый переход