Изменить размер шрифта - +

    Наконец мулатки, обе очень симпатичные, получили разрешение забрать малыша и унести в детскую — подальше от мира, таящего в себе

столько опасностей.
    Хозяин дома тоже начал прощаться, взяв с меня обещание, что я останусь в Мэйфейр столько, сколько пожелаю. Напоследок я выпил еще

немного вина, решив про себя, что на этом и закончу, так как голова начинала кружиться.
    Не помню, каким образом я вдруг оказался на полутемной террасе, рядом с красавицей Шарлоттой. Как потом выяснилось, она привела

меня сюда, чтобы дать возможность полюбоваться садом, неярко освещенным разноцветными фонарями. Мы опустились на деревянную скамью.
    Несмотря на то что я взмолился больше не наливать мне, — сам не понимаю, как это я умудрился столько выпить, — Шарлотта и слышать

ничего не захотела:
    — Это лучшее мое вино, я привезла его из дому.
    Из вежливости пришлось согласиться. Чувствуя, что пьянею все сильнее, и желая прояснить голову, я поднялся со скамьи и, покрепче

ухватившись за деревянные перила, глянул вниз. Казалось, ночь полна темных призраков: какие-то тени — наверное, рабы — сновали по

саду. Проходившая мимо пышнотелая загорелая красотка одарила меня улыбкой. Голос Шарлотты доносился до меня словно сквозь сон:
    — Итак, красавец Петир, что еще вы хотите мне сказать?
    «Почему она так странно ко мне обращается? — подумал я. — Ведь наверняка ей известно, что я ее отец».
    Хотя, с другой стороны, вполне вероятно, что она этого и не знала. Что ж, как бы то ни было, я должен хотя бы попытаться все

объяснить. Неужели она не понимает, что этот дух никак нельзя назвать обычным привидением? Ведь существо, которое способно завладеть

телом старика и полностью подчинить его своей воле, на самом деле черпает свою силу от нее, и в то же время, не ровен час, может

повернуться против нее… Однако Шарлотта не пожелала меня слушать.
    Взглянув в сторону ярко освещенного обеденного зала, я увидел, как мальчишки-рабы в блестящих голубых атласных ливреях наводят

там порядок. Вытирая сиденья кресел и подбирая упавшие салфетки, они играли и бесились как чертенята, не подозревая, что я наблюдаю

за их развлечениями.
    Я обернулся к Шарлотте и столкнулся с холодным немигающим взглядом красивых глаз. А еще заметил, что она распустила волосы и

словно кабацкая девка, низко обнажила великолепные белые плечи и грудь. Я не мог отвести глаз от представшей передо мной картины,

хотя отлично сознавал, что отец не имеет права так смотреть на собственную дочь — это было явным грехом.
    — Вы переоцениваете свои знания, — заговорила она, продолжая прерванный разговор, суть которого уже выпала из моего смятенного

сознания. — Но ведь, по словам матери, вы все равно что священник — знакомы только с законами и теориями. С чего это, скажите на

милость, вы взяли, что духи есть зло?
    — Вы меня не поняли. Речь не о том, что духи несут зло, а о том, что они опасны. О том, что они враждебны к людям и совершенно

неуправляемы. Я не называю их порождением ада, поскольку не знаю, так ли это.
    Язык отказывался мне подчиняться, тем не менее я постарался объяснить Шарлотте, что, согласно учению Католической церкви, все

«неизвестное» обладает демонической природой, — в этом-то и заключается основное и принципиальное различие между церковью и

Таламаской, много лет тому назад послужившее причиной основания нашего ордена.
Быстрый переход