– У него прекрасные способности к иностранным языкам, – кивнула Людмила. – Французский для него почти родной, а когда взялся сознательно за немецкий – очень быстро овладел. И потом, Викеша, он ведь у нас дипломат! – Она засмеялась нежным гортанным смехом, и у Викентия сжалось сердце: вся любовь к погибшему сыну и растаявшей в заграничном далеке дочери перелилась у Люси на внука. – Найдёт выход из любой ситуации. Володенька думает, что мы с тобой не замечаем, как ловко он увиливает от проблемных ответов! Не врёт, но и прямо не говорит – это надо уметь. Он во многом талантливый мальчик, ему бы гуманитарное образование, или юридическое…

– На войне, дорогая моя, наибольший шанс уцелеть имеет тот, кто лучше к ней подготовлен. То есть – профессиональные военные. Сама знаешь: Praemonitus praemunitus.

– Кто предупреждён, тот вооружён, – повторила Людмила задумчиво. – Но Викентий, ему ведь только тринадцать! Может, война минует его? Начнётся и закончится до того, как наступит призывной возраст?

Как хотелось Викентию успокоить жену, согласиться: да, скорее всего… Но, в отличие от внука, он всегда говорил ей правду. И теперь сказал:

– Увы. По моим расчётам, года два-три мы сумеем удерживать Германию у своих границ. А потом… Нет, быстро всё не кончится, хотя и запоёт скоро вся страна… как там? «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом».

– Это песня из того фильма, который вы недавно смотрели? – поняла Людмила. – «Если завтра война»… Вот, значит, почему такое название. Предупреждение…

Они вновь вспомнили фильм, который скоро увидит вся страна. И Викентий Павлович повторил:

– Быть войне, тяжёлой и долгой… Боюсь, Володькины ровесники хлебнут из этой чаши. Так что, сам того не зная, он выбрал самое правильное – стать профессиональным военным, как можно лучше подготовленным к войне.

Разговор оказался долгим. Не заметили даже, как пролетело время. Когда вернулись в комнату, свет был потушен и на втором этаже, и в Володином закутке. Включив настольную лампу, Людмила Илларионовна почти бесшумно стелила постель. И удивилась, когда муж сказал неожиданно:

– Что-то давно не приходила в гости Таня Рёсслер? А, Люся? Надо пригласить её…

– Я, Леночка, иногда вечерами просто иду на дедушкину улицу, гуляю… Это ведь совсем рядом.

Да, Таня была внучкой знаменитого харьковского купца Юма. С его помощью был запущен водопровод в центральной части города. Проложил он улицы Бассейную и ту, которую назвали Юмовской. И построил дом для своей семьи на Немецкой улице – так тогда называлась Пушкинская. Ещё в самом начале девятнадцатого века Городская дума пригласила лучших иностранных мастеров разных профессий и выделила им эту территорию для заселения. Приезжали иностранцы семьями, большинство были как раз немцами, вот улица и получила своё название. Это потом уже, к столетию поэта, она переименовалась в Пушкинскую… До революции семья Рёсслеров занимала весь особняк – очень красивый, с высоким парадным крыльцом, четырёхэтажный, окна на мансарде обвиты лепным орнаментом с чудесными женскими головками.

Елена издали поняла, что Таня дома. Светилось окно на втором этаже – там теперь была её комната. Когда особняк заселяли, первый этаж отдали под редакцию какой-то газеты, на три верхних сделали отдельную лестницу. Тане было позволено самой выбрать себе комнату, она и выбрала эту – на втором этаже.

Здесь подруги всегда пили кофе. Таня прокрутила в ручной кофемельнице зёрна, заварила крепкий напиток, разлила в чашечки фарфорового сервиза.