|
Слушал, что говорят люди. Все чаще он опирался на свое копье, ставшее дорожной палкой. Посохом странническим, как сказал бы отец Андрей. Настроение в лагере царило приподнятое. Все постоянно собирались двигаться в Россию, где всё хорошо, но никто не двигался с места. Кое-где уже заводились разговоры о грядущей зимовке. Об эстонцах чаще шутили, чем всерьез опасались. Слушая все это, Игорь с горечью понимал: опять он попал не по адресу. Эти люди никуда по-настоящему не собирались, а царившее вокруг благодушие было эйфорией страуса, глубоко засунувшего башку в песок, а задницу подставившего всем желающим… Нужно было уходить. К тому же, детям в лагере не нравилось. Они не играли с другими детьми, держались вместе с Игорем, капризничали, чего раньше почти не случалось. Но уйти было… трудно. Игорю казалось, что всеобщее настроение передается ему, словно еще одна болезнь: жить мечтами было так легко… На третий день Морозов в поисках новых звериных троп зашел далеко от лагеря. Затаившись и подкарауливая в густом подлеске молодую косулю, он услышал далекий рычащий звук, от которого все внутри задрожало. Мотор. Снова. Игорь быстро вернулся в лагерь, нашел группу так называемых старейшин и рассказал им все. Возражения и дебаты слушать не стал. Разобрал шалаш, накормил детей и пошел на восток. Он понимал: беженцам оставалось жить считанные дни. Вместе с Игорем не пошел никто. Зато дети аж расцвели после ухода из лагеря. На каждом большом привале Морозов ставил силки и, преодолевая слабость, ходил на охоту. Увы, безрезультатно. От голода спасала рыбалка. Но кончилась соль, что создало сразу две проблемы: консервировать запасы больше было нечем, несоленая еда вызывала отвращение. Где взять соль в природе, Игорь не представлял. Становилось понятно, почему в средневековье белый минерал пользовался таким бешеным спросом. Правда, у Игоря имелось, что предложить на обмен. Оставалось только найти тех, кто готов меняться… Возможность подвернулась довольно скоро. Вечером они вышли на окраину небольшого поселка. В крайнем доме горел свет, из трубы поднимался дым. Игорь долго приглядывался к дому, пытаясь понять, насколько опасно будет контактировать с местными. Участок был ухожен, трава прокошена. На заднем дворе крякали утки. В небольшом загоне из свежеструганных досок топтался кабанчик. Оценив обстановку, Морозов велел детям ждать, а сам пошел к дому. Стараясь сильно не шуметь, перебрался через ограду. От сырого вечернего воздуха сильно першило в горле. Душил едкий кашель, казалось, что грудь наполнена колючками. — Па-а-ап… — донеслось из-за спины. Игорь вздрогнул, обернулся. — Блин! Просил же подождать. В горле запершило, Игорь закашлялся, плотно прикрыв рот рукой, чтобы не шуметь. — Там страшно, — ответил за всех Коля. Вся детская компания стояла у забора. Соваться в малознакомый дом с детьми Игорь не хотел. Слишком велик был риск… Дверь распахнулась, и в грудь Морозову уперлась двустволка. — Тихо… тихо… — сказал Игорь, давясь кашлем. — Спокойно… — Что надо? — с акцентом спросил старик, щурясь. Позади него замерла, прижав руки к груди, пожилая женщина. — Я… — Игорь опять зашелся кашлем. Собрался с духом, проговорил: — Я не заразный, не подумайте. Я за солью зашел. — За какой солью? — За солью. За обыкновенной. Я просто мимо иду, с детьми… У нас соль закончилась. — Дети? — Женщина подошла ближе. Старик отодвинул Морозова к стене и покосился на ребятишек. Уточнил: — Соль? — Соль. Я поменяться могу… В мешке… Дед снял мешок с плеча Игоря, протянул жене. Мотнул головой внутрь дома, мол, заходи. |
