У меня не было уверенности, что строгая старуха Федоскина не потребует, чтобы посторонние удалились, и я предпочла наблюдать за происходящим из коридора. Ирка высунулась в дверной проем слева, я справа.

Галина Андреевна открыла платяной шкаф, сдвинула в сторону вешалки, раз и другой царапнула стену, открывая доступ к сейфу. Я отметила по себя, что Шахноза проделывала все это более уверенно, но отложила обдумывание этой мысли на потом.

Генеральша открыла сейф, ключ от которого, оказывается, висел у нее на шее, достала бело-розовую коробку размером с книжку и приподняла обтянутую тонкой кожей крышку.

— Мне тоже не нужно чужого. Забирай. — Она протянула коробку Марфиньке.

Я высунулась подальше, Ирка сделала то же самое, и мы чуть не стукнулись висками, зато смогли увидеть содержимое. Это был поясной портрет на эмали. То ли старинный, то ли стилизованный под старину.

— Моя финифть! — обрадовалась Марфинька, и я вдруг поняла, что волоокая красавица-брюнетка на портрете — она и есть. — Я думала, потерялась!

— Не потерялась. — Федоскина закрыла и заперла сейф на ключ. — Федя держал ее в своем служебном кабинете, а когда ушел в отставку, спрятал в этом сейфе. Я только недавно ее обнаружила и, право, не знала, что с ней делать.

— Могла продать, — посоветовала Марфинька, любуясь юной собой. — Это финифть на золоте, прилично стоит.

— Я не настолько нуждаюсь, чтобы продать вещицу, которая была дорога моему мужу. — Федоскина снова задрала подбородок. — Но и хранить ее как реликвию глупо и стыдно. Прекрасно, что я могу вернуть ее тебе.

— Прекрасно, что мы в расчете, — кивнула Марфинька и попыталась затолкать коробку с портретом в свою изящную сумочку.

Та упорно не помещалась. Видя это, тетя Ида забрала коробку у подруги и положила в свою сумку.

— Прощай, Гала, — сказала Марфинька.

— Надеюсь, так, — ответила Федоскина.

В ее голосе уже не было неприязни, только усталость.

— Идем. — Тетя Ида увлекла подругу в коридор.

Я проводила их к выходу, у которого так и стояла в ожидании Шахноза. Она загодя распахнула перед приближающимися мадамами дверь, и они без задержки вышли из квартиры.

— Созвонимся! — успела я бросить им вслед.

Тетушка, не оборачиваясь, кивнула. Марфинька не отреагировала.

— Круто, да? — подмигнула я Шахнозе.

— Кто это быль?

— И быль, и небыль… Нам довелось увидеть финал давней драмы, — сказала я не то домработнице, не то самой себе. — К счастью, не ставшей трагедией.

— Нет, каковы старухи, а?! — К нам подошла восхищенная Ирка. — Мощь, стать, накал страстей! Благородство — король Лир отдыхает!

— В театр можно не ходить, — согласилась я.

Из глубины коридора показалась Федоскина — опять невозмутимая, сухая и чопорная, как деревянная трость.

— Что с обедом, Шахноза? — поинтересовалась она ворчливо.

— Я приготовиль!

— Мойте руки, через пять минут за стол, — мельком глянув на нас, распорядилась старуха и скрылась за дверью своей спальни.

Ирка показала мне большой палец:

— Во бабка! Кремень, почти как наши мадамы. Штампуют их в Питере, что ли?

— Ах, бросьте! Я позабытая-позаброшенная всеми одинокая старуха, — донеслось из-за двери.

Я сообразила, что Федоскина услышала Иркины слова, и погрозила подруге пальцем. А впрочем, доброе слово и деревянной трости приятно.