Глядя внутрь кладовой и уже бессловесно завывая, как сигнал тревожного оповещения гражданской обороны, на пороге стояла Шахноза. Руками она крепко вцепилась в дверные косяки, а проем закрыла своим телом, так что нам пришлось неделикатно продавить ее в помещение, от чего она заорала еще громче.

— Тихо! — гаркнула Ирка. И тут же сама в голос выругалась: — Твою ж дивизию!

Мне тоже захотелось произнести несколько нехороших слов, но от увиденного я временно онемела.

В незатейливом интерьере кладовой появился яркий акцент. Он представлял собой небольшую лужу крови, натекшую из-под головы человека, висящего вверх ногой. Именно ногой, а не ногами — вторая его нижняя конечность, по факту ставшая верхней, опустилась и сложилась в колене, только первая торчала вертикально. Ее удерживала в таком положении петля на конце веревки, привязанной к крюку в потолке.

Я проехалась недоверчиво-изумленным взглядом по этой жуткой конструкции снизу вверх и обратно — до узкой дыры под потолком и назад, к полу под стеной, обычно чистому, а сейчас засыпанному мелким мусором. Новенькая гипсокартонная стена-заплатка тоже была испачкана — не только кровью, но и пылью или грязью.

— Что случилось?! — В кладовку заглянула слегка запыхавшаяся Федоскина.

Все молча расступились, открывая ей вид на пугающую инсталляцию.

— Боже! — Старуха ахнула и отшатнулась.

— Кто это? — Ко мне наконец вернулся дар речи.

— Я пришель — он висель! — торопливо сообщила Шахноза и тоже посмотрела на мусор на полу.

— Ничего тут не трогайте! — предупредила я. — Все назад, выходим из помещения!

— А если ему еще можно помочь? — ожила Ирка.

— Ты разве не видишь — кровь уже запеклась, он давно так висит. Надо позвонить в полицию. — Я машинально ощупала карманы своей пижамы, в которых, разумеется, не было телефона. Он остался на прикроватной тумбочке в «наш комнат».

— Я сама, — очнулась Федоскина. — Знаю, кому звонить.

Слегка пошатываясь, она направилась в свою спальню. Наверное, тоже оставила телефон у кровати.

— Я завтрак готовиль, — посмотрев ей вслед, пробормотала Шахноза. — Кто-то ель?

— Кто-то дуб. — Ирка постучала кулаком по собственному лбу. — Дубина даже.

В тот момент я не поняла, о чем это она, решив, что подруга корит себя за бесчувственность. Нормальным людям положено бурно реагировать на такое явление, как неджанный-негаданный труп. Вон как орала простодушная и искренняя восточная женщина Шахноза! Федоскина ахнула и закачалась. А мы с подругой только встали столбами, как две бесчувственные орясины!

— Есть не будем, аппетита нет, — ответила я домработнице, чтобы хоть как-то оправдаться. — Но вы сварите кофе для опергруппы, они с удовольствием выпьют.

На лице домработницы отразилось некоторое облегчение: получив хоть какое-то распоряжение, она явно почувствовала себя лучше.

— Чай, кофе, бублик, — кивнув то ли мне, то ли собственным мыслям, Шахноза быстро ушла в кухню.

Ирка все еще стояла, неотрывно глядя в кладовую и размеренно постукивая себя кулаком по лбу. Я приобняла ее, аккуратно развернула и подтолкнула в направлении нашей комнаты.

Там мы бухнулись каждая на свое ложе и какое-то время пребывали в молчании. Я лежала, глядя в потолок и прикидывая, не пора ли уже звонить полковнику Лазарчуку с сообщением, что таки да, он накаркал — мы нашли труп. Ирка сидела на кровати с закрытыми глазами, тоже о чем-то думала.