Тот капризничал и сопротивлялся. Уверял, что от активного питья у него вот-вот откажут почки, и заранее массировал таковые, уверенно определяя их местнонахождение в районе аппендикса. Больной потел и то пугающе вытягивался плашмя, то трясся, сильно волнуя излишне чуткие диванные пружины.

Еще до полуночи пришлось дважды полностью сменить одежду больного и постельное белье, а также узнать много нового про освоение космоса нами, американцами и китайцами. Не знаю, почему темой познавательного бреда стал именно космос. Наверное, тон задала криптоновость про метавселенную. Я уже ждала, что речь зайдет об инопланетянах, но тут наконец подействовал парацетамол, и больной уснул.

Я еще посидела у его ложа, прикидывая: это вся развлекательная программа на сегодня или будет еще что-то? Мне-то самой уже можно ложиться?

Правильно сомневалась, увеселения не закончились. В самом начале первого на сцену выступила Ирка. Ей хватило такта не звонить мне в поздний час, она прислала сообщение, но такое, что я не смогла не откликнуться.

«До меня только что дошло! Это же ужас!» — написала моя дорогая подруга.

Чтобы никому не помешать, я вышла из квартиры и позвонила Ирке из холла у лифтов. Там кто-то из новоселов, все еще пребывающих в стадии ремонта, оставил два мешка штукатурки. Получилось подобие пуфика, на нем оказалось вполне удобно сидеть. Низковато, правда. И мешки, сложенные один на другой, так и норовили разъехаться.

— Что конкретно до тебя дошло и в чем именно ужас? — устало поинтересовалась я, дозвонившись до Ирки.

— Усатый явился в квартиру Федоскиной по мою душу! — голосом, в котором не было и тени сонливости, объяснила подруга. — Чего он хотел, я боюсь представить? Зачем так настойчиво искал меня?

— Да не тебя он искал. — Я досадливо вздохнула: Ватсон, блин! Все нужно объяснять. — Ты была всего лишь ориентиром.

— Как путеводная звезда?

Судя по тону, это подруге понравилось. Быть чьей-то звездой — реально круто.

— Ага, аж в петлю завела беднягу! — съязвила я. — Нет, дорогая, вынуждена тебя огорчить, он явился не ради тебя, не за тобой и не к тебе. Просто полагал, что там, где ты, найдет кое-что важное.

— Внезапную погибель? — тоже съязвила Ирка. — Это важно, кто бы спорил.

— Да не за смертью он пришел!

— А за чем?

— За тем, что было на портрете! Ну, кроме тебя.

— Кроме меня на портрете был Волька, — напомнила подруга. И встревожилась: — Его тоже хотели украсть, как кота генеральши?!

— Да нет же! Ты вспомни название этого бессмертного произведения: «Портрет прекрасной дамы с котом и игрушками»! Кроме тебя и кота, Василий мастерски изобразил елочные сосульки и шары, в одном из которых мы вчера разглядели монограмму Фердинанда, которая выгравирована на коробке, в которой когда-то лежали секретные материалы…

— Которые давно уничтожила твоя тетушка, которой надоело хранить тайну, которую теперь уже никто не узнает, — перебив меня, нетерпеливо закончила Ирка. — И что из этого?

— Кто-то мог не знать, что в тетиной коробке давно уже сосульки, а не секреты! — Я дернулась, мешки под мной разъехались, и верхний из них с пушечным грохотом свалился на пол.

— Что это бухнулось? — тут же спросила чуткая подруга.

— К счастью, не я. Мешок упал.

— Какой мешок?

— Со смесью для штукатурки.