— Все это было так ужасно. Но когда я позвонила сюда в контору, спросила, где вы, и мне сказали, вы будете здесь сегодня, я подумала, что неплохо было бы встретиться с вами, сыном Мадлен, после стольких лет. Я сказала Пен, что у меня есть несколько акций этого старого заведения, спросила ее, не хочет ли она пойти со мной, и вот мы здесь.
Я подумал, что о многом она умолчала, но все мое внимание занимала Пенелопа.
— Пен, дорогая, — ласково проговорила она, — тебе, должно быть, страшно скучно слушать наши с мистером Моррисом разговоры. Может быть, тебе сбегать посмотреть на лошадок?
— Еще очень рано, лошадей на парадном круге еще нет, — вмешался я.
— Быстренько, Пен, — похоже, мать и не заметила моей реплики. — Будь умничкой.
Пенелопа понимающе, почти заговорщицки, улыбнулась, выпила бокал до дна и весело упорхнула.
— Она такая милая, — сказала миссис Фаулдз. — Моя единственная. Мне было сорок два, когда я ее родила.
— М-да… вам повезло, — промычал я, ощущая себя полным идиотом.
Филиппа Фаулдз рассмеялась.
— Я вас не раздражаю? Пен говорит, что я всех сбиваю с толку. Она говорит, что совершенно незнакомым людям я выкладываю то, что не следует рассказывать никому. А мне, честно говоря, нравится немного шокировать. Столько развелось вокруг всяких моралистов. Но тайны, секреты — другое дело.
— Что за тайны?
— Они есть у каждого человека. Особенно у женщины, и признайтесь, вам хотелось бы узнать какую-нибудь мою тайну, — обольстительно улыбнулась Филиппа.
— Откуда у вас взялось семь акций? — усмехнулся я.
Она поставила бокал, внимательно и доброжелательно, но с промелькнувшей в глазах хитринкой посмотрела на меня.
— Да, вот это вопрос!
Ответила она не сразу. Подумала и уточнила:
— Недели две назад в газетах писали, что Стрэттоны перегрызлись из-за ипподрома.
— Да, я об этом тоже читал.
— Потому вы и здесь?
— В основном, думаю, да.
— Я, знаете, выросла здесь. Не здесь, на ипподроме, а в поместье.
Я удивился:
— Но Стрэттоны, за исключением Марджори, хором утверждают, что не знают вас.
— Нет, не знают. Много лет назад мой отец был парикмахером лорда Стрэттона.
Она улыбнулась, увидев мое удивление, которое я и старался спрятать.
— Полагаете, я не похожа на дочь парикмахера?
— Ну, как вам сказать, просто я не знаю других дочерей парикмахеров.
— Отец арендовал дом на земле поместья, — объяснила она, — и у него были салоны в Суиндоне, Оксфорде, Ньюбери, но он аккуратно являлся в Стрэттон-Хейз стричь лорда Стрэттона. Мы переехали, когда мне не было еще пятнадцати лет, и жили рядом с нашим салоном в Оксфорде, и все равно отец раз в месяц ездил в Стрэттон-Хейз.
— Рассказывайте, пожалуйста, дальше, — проговорил я. — Лорд Стрэттон дал вашему отцу эти акции?
Она допила шампанское. Я не позволил бокалу пустовать.
— Нет, все было по-другому. — Она загадочно улыбнулась. — Отец умер и оставил мне свои салоны. К тому времени я освоила профессию косметички, получила дипломы и тому подобное. Однажды лорд Стрэттон зашел ко мне в оксфордский салон, посмотреть, как у меня получается без отца, и остался сделать маникюр.
Она улыбнулась. Выпила. Я больше вопросов не задавал.
— Ваша мать заходила в суиндонский салон делать прическу, — продолжала она. — Я бы, конечно, предупредила ее, чтобы она не вздумала выходить за эту грязную свинью, Кита, но она уже была за ним замужем. |