30 калибра. С удовольствием принялся снаряжать магазин. Пока тот заряжал, Сигел считал патроны. В магазин поместится 20. «Ну ладно, Сигел, — сказал он себе, — вот оно». Момент истины. Эспада сломана, мулета потеряна, лошадь распотрошили, пикадоры в панике. Пять часов дня, толпа кричит. Бык миура, с острыми рогами, бросается в атаку. Он понял, что у него шестьдесят секунд на принятие решения, а спокойный иезуитский голосок, осознав, что чудо перешло все же в его руки, безвозвратно, с тем же возбуждением теперь бахвалился. Сигел чувствовал себя так же, как когда видел пятьсот истеричных первокурсников, надвигавшихся толпой на женское общежитие, зная, что это он привел всех в движение. А другая, нежная его часть пела каддиши мертвым и горевала по восторгу иезуита, осознавая однако, что это епитимья не хуже других; просто не повезло, что только один-единственный Ирвинг Лун отведает тело и кровь, божественные или нет. И всего за пять секунд обе стороны пришли к согласию, что ему остается только один выход.
Сигел тихо прошел через кухню, через гостиную, не торопясь, незамеченный игроками в кости, открыл дверь, вышел в холл и закрыл за собой. Спустился вниз, насвистывая. Первые крики, топот и звон стекла он услышал на площадке первого этажа. Пожал плечами. Подумаешь, в Вашингтоне и не такое случается. Только выйдя на улицу, он услышал первый залп из БАРа.
|