Слегка приоткрыв глаза, я увидела яркий белый потолок и флуоресцентные лампы. В углу тихонько работал телевизор, а возле моей койки стояли разноцветные пластиковые стулья.

Я подняла руку и обнаружила, что лежу под капельницей. Другой моей руки касалось что-то теплое. Я повернула пульсирующую голову и увидела его, моего Ромео, который спал, обеими ладонями сжимая мою руку. Он неудобно сидел на красном пластиковом стуле, а его голова лежала на краю койки лицом ко мне. Рот был приоткрыт, и парень слегка посапывал, прядь волос песочного цвета вздымалась и опадала с каждым вдохом.

Какой же он красивый.

Я смотрела на своего парня, пытаясь вспомнить, почему я здесь. Отрывочные черно-белые картинки беспорядочно приходили мне на ум: библиотека, боль, крики, кровь… мать Ромео… наш малыш…

Моя рука опустилась на живот, и я почувствовала, как холод заполняет каждую клеточку. Я попыталась подвинуться и ощутила, как что-то сжимает мою руку. Повернув голову, увидела, что Ромео смотрит на меня заплывшими, опухшими глазами – белки покраснели, а взгляд шоколадных глаз омрачен печалью.

Меня буквально парализовало.

– Ромео? Я… я?.. – Я не могла произнести это вслух. Сказать это означало бы, что это правда, а я не хотела в это верить.

Подбородок Ромео задрожал, и новые слезы сорвались с его длинных черных ресниц, побежали по небритым щекам и, точно камни, упали на белую хлопковую простыню. Он тяжело сглотнул и медленно кивнул, глядя мне прямо в глаза и сжимая руку.

Я свернулась калачиком возле него, прижав наши сплетенные руки к груди, и освободила сдерживаемую агонию. Я вся сотряслась от громких рыданий, и Ромео накрыл меня своим телом, как будто физически мог защитить от этой ужасной муки.

Мы потеряли нашего малыша.

Я не стану мамой.

– Мне так жаль… это все моя вина.

Я подняла голову, шмыгая носом, и вытерла слезы.

– П-почему ты винишь себя? Ты ничего плохого не сделал.

Ромео яро покачал головой.

Я перевернулась обратно и слабо потянула его за руку, приглашая лечь рядом. Ромео мгновенно забрался на тонкий матрас и присоединился ко мне на маленькой белой подушке. Руки мы не размыкали, будто клятвенно обещали преданно держаться за нашу любовь.

Поднеся наши руки к губам, Ромео поцеловал каждый мой пальчик.

– Я убил нашего малыша, Мол. Не защитил тебя. Я тебя подвел…

Меня так переполняли эмоции, что я едва могла говорить. Ромео, всегда грозная и агрессивная звезда футбола, был раздавлен.

– Ты ничего не мог поделать.

Он зажмурился.

– Я не должен был оставлять тебя ни на секунду. Я знал, что родители что-то задумали. Нам не следовало туда идти. Я должен был оставить вас дома, где вы оба были бы в безопасности. А теперь… – Он прижался лбом к нашим рукам и заплакал, точно на исповеди.

Я позволила ему выплеснуть эмоции, а когда он успокоился, горестно произнесла:

– Ромео, мое сердце разбито. Только я подумаю, что мне уже нельзя причинить боль, как снова получаю кинжалом в сердце. Что мы такого сделали, что у нас все отбирают? Я теряю всех, кого люблю: маму, папу, бабушку, а теперь и нашего малыша. Я больше не могу выносить эту боль. Не могу с этим справиться… я просто больше не могу.

Вздрогнув, Ромео прижал меня к груди.

– Я не знаю, почему забрали твою семью, детка, и знаю, что ты раздавлена. Но в гибели нашего малыша виновата моя мать. Шелли все рассказала Элли. Про записку, обвинения. Бля, я с ними покончил. Они для нас как яд, Мол. Ты – это все, что у меня осталось… Не убегай от нас. Просто… не убегай.

Я ощущала лишь оцепенение, мое тело блокировало боль, устанавливая защитные барьеры, которые Ромео сломал несколько месяцев назад. Нежно лаская мое лицо, он стал отчаянно покрывать его поцелуями.