|
Я служу на железной дороге, но Форестье меня обнадежил: говорит, что с его помощью мне удастся стать журналистом. Она улыбнулась, на этот раз более радушной и широкой улыбкой, и, понизив голос, сказала: - Я знаю. Снова раздался звонок. Лакей доложил: - Госпожа де Марель. Вошла маленькая смуглая женщина, из числа тех, о которых говорят: жгучая брюнетка. Походка у нее была легкая. Темное, очень простое платье облегало и обрисовывало всю ее фигуру. Невольно останавливала взгляд красная роза, приколотая к ее черным волосам: она одна оттеняла ее лицо, подчеркивала то, что в нем было оригинального, сообщала ему живость и яркость. За нею шла девочка в коротком платье. Г-жа Форестье бросилась к ним навстречу: - Здравствуй, Клотильда. - Здравствуй, Мадлена. Они поцеловались. Девочка, с самоуверенностью взрослой, подставила для поцелуя лобик. - Здравствуйте, кузина, - сказала она. Поцеловав ее, г-жа Форестье начала знакомить гостей: - Господин Жорж Дюруа, старый товарищ Шарля. Госпожа де Марель, моя подруга и дальняя родственница. И, обращаясь к Дюруа, добавила: - Знаете, у нас тут просто, без церемоний. Вы ничего не имеете против? Молодой человек поклонился. Дверь снова отворилась, и вошел какой-то толстяк, весь круглый, приземистый, под руку с красивой и статной дамой выше его ростом и значительно моложе, обращавшей на себя внимание изысканностью манер и горделивой осанкой. Это были г-н Вальтер, депутат, финансист, богач и делец, еврей-южанин, издатель "Французской жизни", и его жена, урожденная БазильРавало, дочь банкира. Потом один за другим появились Жак Риваль, одетый весьма элегантно, и Норбер де Варен, - у этого ворот фрака блестел, натертый длинными, до плеч, волосами, с которых сыпалась перхоть, а небрежно завязанный галстук был далеко не первой свежести. С кокетливостью былого красавца он подошел к г-же Форестье и поцеловал ей руку. Когда он нагнулся, его длинные космы струйками разбежались по ее голой руке. Наконец вошел сам Форестье и извинился за опоздание. Его задержали в редакции в связи с выступлением Мореля. Морель, депутат-радикал, только что сделал запрос министерству по поводу требования кредитов на колонизацию Алжира. - Кушать подано, - объявил слуга. Все перешли в столовую. Дюруа посадили между г-жой де Марель и ее дочкой. Он опять почувствовал себя неловко: он не умел обращаться с вилкой, ложкой, бокалами и боялся нарушить этикет. Перед ним поставили четыре бокала, причем один - голубоватого цвета. Интересно знать, что из него пьют? За супом молчали, потом Норбер де Варен спросил: - Вы читали о процессе Готье? Занятная история! И тут все принялись обсуждать этот случай, где к адюльтеру примешался шантаж. Здесь говорили о нем не так, как в семейном кругу говорят о происшествиях, известных по газетам, но как врачи о болезни, как зеленщики об овощах Никто не удивлялся, не выражал возмущения, - все с профессиональным любопытством и полным равнодушием к самому преступлению отыскивали его глубокие, тайные причины. Пытались выяснить мотивы поступков, определить мозговые явления, вызвавшие драму, а сама эта драма рассматривалась как прямое следствие особого душевного состояния, которому можно найти научное объяснение. |
