|
Наборщики, у которых из-под халата, запачканного типографской краской, виднелись суконные брюки, точь-в-точь такие же, как у светских людей, и чистый белый воротничок, бережно несли кипы оттисков - свеженабранные, еще сырые гранки. Порой входил щуплый человечек, одетый чересчур франтовски, в сюртуке, чересчур узком в талии, в брюках, чересчур обтягивавших ногу, в ботинках с чересчур узким носком, - какой-нибудь репортер, доставлявший вечернюю светскую хронику. Приходили и другие люди, надутые, важные, все в одинаковых цилиндрах с плоскими полями, - видимо, они считали, что один этот фасон шляпы уже отличает их от простых смертных. Наконец появился Форестье под руку с самодовольным и развязным господином средних лет, в черном фраке и белом галстуке, очень смуглым, высоким, худым, с торчащими вверх кончиками усов. - Всего наилучшего, уважаемый мэтр, - сказал Форестье. Господин пожал ему руку. - До свиданья, дорогой мой. Он сунул тросточку под мышку и, посвистывая, стал спускаться по лестнице. - Кто это? - спросил Дюруа. - Жак Риваль, - знаешь, этот известный фельетонист и дуэлист? Он просматривал корректуру. Гарен, Монтель и он - лучшие парижские журналисты: самые остроумные и злободневные фельетоны принадлежат им. Риваль дает нам два фельетона в неделю и получает тридцать тысяч франков в год. Они вышли. Навстречу им, отдуваясь, поднимался по лестнице небольшого роста человек, грузный, лохматый и неопрятный. Форестье низко поклонился ему. - Норбер де Варен, поэт, автор "Угасших светил", тоже в большой цене, - пояснил он, - Ему платят триста франков за рассказ, а в самом длинном его рассказе не будет и двухсот строк. Слушай, зайдем в Неаполитанское кафеля умираю от жажды. Как только они - заняли места за столиком, Форестье крикнул: "Две кружки пива!" - и залпом осушил свою; Дюруа между тем отхлебывал понемножку, наслаждаясь, смакуя, словно это был редкостный, драгоценный напиток. Его приятель молчал и, казалось, думал о чем-то, потом неожиданно спросил: - Почему бы тебе не заняться журналистикой? Дюруа бросил на него недоумевающий взгляд. - Но... дело в том, что... я никогда ничего не писал. Ну так попробуй, начни! Ты мог бы мне пригодиться: добывал бы для меня информацию, интервьюировал должностных лиц, ходил бы в присутственные места. На первых порах будешь получать двести пятьдесят франков, не считая разъездных. Хочешь, я поговорю с издателем? - Конечно, хочу. - Тогда вот что: приходи ко мне завтра обедать. Соберется у меня человек пять-шесть, не больше: мой патрон - господин Вальтер с супругой, Жак Риваль и Норбер де Варен, которых ты только что видел, и приятельница моей жены. Придешь? Дюруа колебался, весь красный, смущенный. - Дело в том, что... у меня нет подходящего костюма, - запинаясь, проговорил он. Форестье опешил. - У тебя нет фрака? Вот тебе раз! А без этого, брат, не обойдешься. В Париже, к твоему сведению, лучше не иметь кровати, чем фрака. Он порылся в жилетном кармане, вынул кучку золотых и, взяв два луидора, положил их перед своим старым товарищем. - Отдашь, когда сможешь, - сказал он дружеским, естественным тоном. - Возьми костюм напрокат или дай задаток и купи в рассрочку, это уж дело твое, но только непременно приходи ко мне обедать: завтра, в половине восьмого, улица Фонтен, семнадцать. |
