|
Дюруа был тронут. - Ты так любезен! - пряча деньги, пробормотал он. - Большое тебе спасибо! Можешь быть уверен, что я не забуду... - Довольно, довольно! - прервал Форестье. - Давай еще по кружке, а? Гарсон, две кружки! - крикнул он. Когда пиво было выпито, журналист предложил: - Ну как, погуляем еще часок? - Конечно, погуляем. И они пошли в сторону Мадлен. - Что бы нам такое придумать? - в сказал Форестье. - Уверяют, будто в Париже фланер всегда найдет, чем себя занять, но это не так. Иной раз вечером и рад бы куда-нибудь пойти, да не знаешь куда. В Булонском лесу приятно кататься с женщиной, а женщины не всегда под рукой. Кафешантаны способны развлечь моего аптекаря и его супругу, но не меня. Что же остается? Ничего. В Париже надо бы устроить летний сад, вроде парка Монсо, который был бы открыт всю ночь и где можно было бы выпить под деревьями чего-нибудь прохладительного и послушать хорошую музыку. Это должно быть не увеселительное место, а просто место для гулянья. Плату за вход я бы назначил высокую, чтобы привлечь красивых женщин. Хочешь - гуляй по дорожкам, усыпанным песком, освещенным электрическими фонарями, а то сиди и слушай музыку, издали или вблизи. Нечто подобное было когда-то у Мюзара, но только с кабацким душком: слишком много танцевальной музыки, мало простора, мало тени, мало древесной сени. Необходим очень красивый, очень большой сад. Это было бы чудесно. Итак, куда бы ты хотел? Дюруа не знал, что ответить. Наконец он надумал: - Мне еще ни разу не пришлось побывать в Фоли-Бержер. Я охотно пошел бы туда. - Что, в Фоли-Бержер?" - воскликнул его спутник. - Да мы там изжаримся, как на сковородке. Впрочем, как хочешь, - это, во всяком случае, забавно. И они повернули обратно, с тем чтобы выйти на улицу Фобур-Монмартр. Блиставший огнями фасад увеселительного заведения бросал снопы света на четыре прилегающие к нему улицы. Вереница фиакров дожидалась разъезда. Форестье направился прямо к входной двери, но Дюруа остановил его: - Мы забыли купить билеты. - Со мной не платят, - с важным видом проговорил Форестье. Три контролера поклонились ему. С тем из них, который стоял в середине, журналист поздоровался за руку. - Есть хорошая ложа? - а спросил он. - Конечно, есть, господин Форестье. Форестье взял протянутый ему билетик, толкнул обитую кожей дверь, и приятели очутились в зале. Табачный дым тончайшей пеленою мглы застилал сцену и противоположную сторону зала. Поднимаясь чуть заметными белесоватыми струйками, этот легкий туман, порожденный бесчисленным множеством папирос и сигар, постепенно сгущался вверху, образуя под куполом, вокруг люстры и над битком набитым вторым ярусом, подобие неба, подернутого облаками. В просторном коридоре, вливавшемся в полукруглый проход, что огибал ряды и ложи партера и где разряженные кокотки шныряли в темной толпе мужчин, перед одной из трех стоек, за которыми восседали три накрашенные и потрепанные продавщицы любви и напитков, группа женщин подстерегала добычу. В высоких зеркалах отражались спины продавщиц и лица входящих зрителей. Форестье, расталкивая толпу, быстро продвигался вперед с видом человека, который имеет на это право. Он подошел к капельдинерше. - Где семнадцатая ложа? - Здесь, сударь. И она заперла обоих в деревянном открытом сверху и обитом красной материей ящике, внутри которого помещалось четыре красных стула, поставленных так близко один к другому, что между ними почти невозможно было пролезть. |
