Часто его охватывает желание зажечь их прелестями пламя вожделения в глазах других. Он хочет, чтобы эти другие приценивались к ним, мечтали о них и мечтали о том, как бы украсть их. Но он просто не в силах в самом деле расстаться с ними. Они не отпускают его. Он должен подделывать их. Я чувствую это.
Леди Олимпия решительно заявила:
- Он обманщик.
***
Обе женщины вдруг заметили, что были одни. Проперция уже стояла на пороге третьего зала.
Входное отверстие было широко, и под чарами нагих, сплетающихся и упоенных тел, хоровод которых окружал его, люди, посещавшие этот зал, домогались любви, улыбками давали обещания и, погрузившись в наслаждение тайного трепета, молчали дрожа, или возбужденно смеялись. Мортейль стоял перед своей невестою, о чем-то беседуя с нею; она, томная и миловидная, прислонилась головой к стенному зеркалу, обрамленному нарисованными гирляндами. Сверкающие птицы, летавшие по стеклу, носились вокруг отражения светлых, мягких волос Клелии.
Мортейль встретился взглядом с глазами Проперции. Он смутился, пожал плечами и отвернулся. Но сейчас же, торопливо извинившись, подошел к ней. Когда его невеста изумленно подняла голову, перед ней очутился Якобус Гальм, бродивший тут же. Он подвел молодую девушку к роскошной вычурной, нарядной кушетке, сделанной из золота и пурпура. Она была слишком широка для сиденья, на ней приходилось лежать. Над ними на стене могучая вакханка отдавалась неистовству необузданной страсти.
Проперция остановилась с Мортейлем у отделанного мрамором выхода на террасу. Она сказала:
- Вы пришли, Морис, вы последовали за мною только потому, что этого потребовал мой взгляд. Значит, вы еще думаете обо мне! Не отрицайте же этого, вы тоже страдаете.
- Да это и понятно, - объявил молодой человек. - Ведь я больше не любовник великой Проперции.
Он смущенно и насмешливо улыбнулся.
- Я кажусь себе самому спустившимся с высоты.
- И только!
- Клелия не любит меня. Я привык быть любимым.
- Вы видите это. Порвите с ней!
- Что вы мне поете! Ах вы, бурная женщина!
Его наглая насмешка взволновала ее.
- Мы принадлежим друг другу. Порвите с ней.
- Но, моя милая...
- Сейчас же! Иначе вы потеряете меня навсегда!
И она тяжелым жестом указала ему на большую статую женщины, вонзающей кинжал себе в грудь. Она высилась перед ними, сияя белизной на фоне затерянной во мраке воды мертвой лагуны. Она отворачивала лицо и закрывала его одной рукой из страха перед другою, которая приносила ей смерть, но Мортейль знал, что это была Проперция. Он испугался, его воображение заработало, и в нем вдруг проснулись его худосочные вожделения.
"Что за женщина! - сказал он себе. - Быть раздавленным и измученным ею должно быть наслаждением... Ведь у нас имеются такие милые инстинкты... Нет, дружище, голову выше! Но просто потерять ее, не обладав ею, и без оговорок отдать себя молодой девушке, очень мало умеющей ценить такой подарок, - это было бы слишком по-мещански, Унесем с собой немножко романтики. Итак, решено!"
- Проперция, - вздохнул он, - как давно уже я принадлежу вам, Я поехал в Петербург, потому что так решили вы, и, годы спустя, вернулся обратно, потому что вам захотелось на родину. Меня видят только в вашей свите, но, хотя все уверены, что мне принадлежит ваша спальня, в действительности я у себя только в вашей передней. |