|
Он оборвал, заметив, что становится слишком серьезным. Говорить этой блондинке, состоявшей только из тела, что-нибудь прочувствованное, было профанацией. - Я обещал Мортейлю танцевать кадриль визави с ним и Клелией, - сказал он. Леди Олимпия снисходительно улыбнулась. - Мортейль и не думает танцевать. Он больше не обращал на нее внимания. - Здесь стало душно, - заметил он, низко поклонился и вышел. Леди Олимпия спокойно объявила: - Здесь удивительно свежо. Она выпрямилась, протянула руку за мраморную спинку скамьи и подставила ее под капающую из переполненного бассейна воду. На этой руке не было никаких драгоценностей, она сверкала наготой в сознании своей власти. Падающие капли украшали ее влажным блеском. *** Бальная музыка весело кружилась у ног трех женщин. Мимо, со сверкающими глазами, прошли несколько пар, искавших в звуках наслаждения. Когда зал опять опустел, леди Олимпия сказала зевая: - Этот Якобус удивительно легко краснеет. А между тем он, несомненно, один из тех мужчин, которые не церемонятся с нами. Герцогиня ответила: - О, его цинизм поверхностный. Он научился ему. В глубине души, я думаю, он мягок, хотя и вел жизнь человека, не останавливающегося ни перед чем. - Уже? Он очень молод. - Он худощав, как мальчик, и волосы у него тоже мягкие, как у мальчика, на его подвижном лице отражаются все переживания, и не запечатлевается ни одно. Тем не менее, ему лет тридцать пять, и он пережил немало. - Какого он происхождения? - Не знаю. Он у себя дома везде в Европе, где существует артистическая богема. Когда я в Риме стащила его с пятого этажа, он уже жил тогда в Piano nobile. Он долго поднимался и опускался с женщинами и, я думаю, через женщин, В двадцать лет он имел счастье понравиться Сбригати. - Лоне Сбригати? - Она была тогда еще неизвестной маленькой актрисой. Якобус не зарабатывал ничего и жил на ее счет. В критический момент, или когда она ему больше не была нужна, он грубо бросил ее. Говорят, что только с того времени ее голос приобрел трагический тембр. Проперция Понти опустила голову и закрыла глаза рукой. - Эта черта не восстанавливает вас против вашего друга? - спросила леди Олимпия. - Дорогая герцогиня, я восхищаюсь вами. Герцогиня изумленно посмотрела на нее. - Почему же? Ведь его творения хотят жить - как может он считаться с страданиями других? Впрочем, его любовные приключения не отняли у него душевной невинности. - Ах, вы, знаток душ! - О, нет! Я никогда не спрашиваю, что творится в чужой душе; я слишком боюсь неопрятных ответов. Я гораздо охотнее довольствуюсь переодеванием, поверхностной игрой, и не оспариваю красоты у всех душ, ловко наложивших на себя покровы. Та красота, в которую мы можем без разочарования вглядываться до самой глубины, принадлежит только произведениям искусства и редким людям, совершенным, как они. - А Якобус? - Если бы у него самого не была глубоко невинная душа, как мог бы он нарисовать все это? И она обвела зал взглядом, полным ненарушимого доверия. Леди Олимпия осведомилась: - Откуда же вы знаете его старые истории? - Он рассказал мне их. |
