— Я буду рядом… — уверил он.
Очень надо.
Повинуясь указаниям, я закрыла глаза и постаралась расслабиться. Стало тихо.
Раздался странный звук, от которого все вокруг завибрировало, и реальность, столь яркая мгновение назад, вдруг пошла волнами.
Тудум. Бег по кругу.
Тудум. Гулко отзывается сердце.
Тудум. Густеет вокруг туман.
Тудум. Дыхание сбивается, ноги наливает свинцом.
Я бегу и не могу остановиться. Замирает сердце и вновь пускается вскачь, куда-то уходит усталость. Я не бегу, я лечу, ноги едва касаются земли. Раскрываются за спиной крылья, режут воздух. Мое сознание стрелой устремляется ввысь, к призрачной фигуре.
Вновь тудум, и мой разум сливается с чужим.
Я счастлива. Мне знакомо и это чувство, и это тело, и мир, что раскинулся веером у моих ног.
Резкая боль вернула в реальность. Щека горела от пощечины.
Ведущий был бледен как снег и смотрел на меня с испугом.
— Сколько стоит полный курс? — невинно поинтересовалась я.
— Но вы… не в силах бороться с собственными демонами.
— А зачем мне бороться со своими героями? Я о них писать буду.
Крик души
Господа писатичи!
Пишет вам Софьюшка из деревни Задалбуево. Обращаюсь к вам, золотые мои, от лица всех ваших родных и близких. Шо ж вы делаете-то?
Как подарили моему на юбилей этот… наутбух, так и пропал мужик.
— Софья, у меня талант, — говорит. Пузо выпятил и пошел гоголем в свой уголок. Строчит и строчит. Днем и ночью. От наутбуха не оторвешь.
Я ему:
— Пашенька, крыша прохудилась.
А он мне:
— Софьюшка, ты мой романчик прочитаешь?
И так на меня смотрит, что аж сердце растаяло. Ну что мне с ним делать? Работу мой Пашенька потерял, новой пока не нашел… надо же его как-то поддержать, что ли?
— Только смотри… не ври мне!
Я целый вечер читала. Други… это было тяжело. Корова не доена, свиньи не кормлены, а этот изверг надо мной стоит и орет благим матом: «Читай!». А мне не читать… спать хочется. Ну устала я за долгий рабочий день, понимаете? Строчки плывут, голова пухнет. Цветочки какие-то, сопли, эротика, вроде… И ничегошеньки не понятно. Ну я ему все и сказала…
Узнала о себе все: и что я баба деревенская, и что в жизни ничего не понимаю, и что вообще у всех жены, как жены, модели, а на меня, корову толстую, смотреть страшно.
Целую неделю дулся… потом рассказ притащил. И опять глазки масленые, мол, прочитай, родная, мнение выскажи… Но что я дура два раза на одни и те же грабли? Прочитала… улыбаюсь тепло, ласково: «Какая любовь! Завидую я твоей героине». Лучше бы я молчала. Серые мы, деревенские, не знаем, что любовь и между мужчинами бывает…
Он со мной две недели не разговаривал. А как от издательств фигу получил, так ходил как побитый. Жалко его было. Ну тут племяша наш, паренек башковитый, и подсказал на какой-то там ферум для писатичей залезть.
Мужика как подменили. Валяется с наубухом на диване, улыбается, счастливенький такой… а потом началось…
— Пашенька, крыша совсем прохудилась. Дожди пойдут, зальет нас.
— Отстань! Этот козел меня графоманом обозвал!
— Пашенька, хлев совсем покосился…
— Не, ну ты посмотри, еще и огрызается!
— Пашенька… ты хоть дверь в туалете сделай? А? Стыдно же ходить… соседу все видно.
— Да пошла ты со своим соседом, у нас такое, такое…
— Пашенька, ребеночек у нас будет.
— Да какой ребеночек… Шо? Это ты-то честно конкурс выиграл?
И вновь застрочил. |