|
– Без заколок не обойтись! – выносит она вердикт. – А как насчет Люка? – Он не станет втыкать в волосы палочки для еды. – Да нет, глупенькая! – смеется мама. – Я спрашиваю, он уже здесь? Мы не сговариваясь смотрим на часы. Люк раз шестьсот поклялся, что не опоздает на крестины. И он не опоздает. Не должен. Бог его знает, что у него за жуткий кризис на работе. Люк ничего мне не рассказывает, но последние два дня он почти не бывает дома, а наши телефонные беседы длятся не дольше трех секунд. Отправляю ему очередное сообщение: Ты едешь?! Где ты?!!!! Почти тут же получаю ответ: Стараюсь изо всех сил. Старается? И что это означает? Он едет или еще торчит в офисе? Мне не по себе. Люк не вправе опоздать на крестины собственной единственной дочери. Появляется папа: – Где Люк? Еще не вернулся? – Нет. – Времени у него в обрез. – Он будет с минуты на минуту. – Вымучиваю безмятежную улыбку. – Торопиться совершенно некуда. Но Люка все нет и нет. Поставщики уже закончили работу. Все готово. Без двадцати двенадцать я стою с Минни в холле и не отрываю взгляда от подъездной дорожки. Я писала Люку каждые пять минут, но потом бросила это занятие. У меня кружится голова. Где мой муж?! Сзади неслышно подкрадывается мама: – Солнышко, нам пора. Гости уже собираются в церкви. – Но… – Я поворачиваюсь и вижу, что мама сама не своя от беспокойства. Она права. Мы не можем так обойтись с гостями. – Хорошо. Пошли. У машины набираю новое сообщение, хотя перед глазами все плывет от слез. Люк, мы едем в церковь. Ты можешь пропустить крестины. Устраиваю Минни в детском сиденье и сажусь рядом с ней. – Уверен, у него уважительная причина, – говорит папа, сворачивая с подъездной дорожки. Мы с мамой молчим, страшась предположить, что это за причина. – Что опять случилось, родная? – решается спросить мама. – Новый кризис? – Наверное. – Я смотрю в окно. – Что-то очень серьезное. Больше я ничего не знаю. Мой телефон неожиданно подает признаки жизни. Бекки, так жаль. Не могу объяснить. Все еще в офисе. Возьмем вертолет. Ждите меня. Л Я с недоверием пялюсь на экранчик. Вертолет? Он прилетит на вертолете? И неожиданно я взбадриваюсь. Хочу сообщить маме и папе про вертолет, но телефон снова пикает. Может, еще задержусь. По уши в дерьме. Меня окатывает волной разочарования. Какое дерьмо? Какие уши?!! Но ответа нет. Ох, до чего же он невыносим. Вечно что-то скрывает. Наверное, просто какой-то мерзкий инвестиционный фонд заработал на пару миллионов фунтов меньше, чем ожидалось. Церковь уже полна гостей, и я верчу головой по сторонам, приветствуя маминых партнерш по бриджу. Что вы думаете, половина из них явились в японских нарядах. Нет, я все-таки устрою маме сладкую жизнь! Слышу свой голос, раз пятьдесят повторяющий: «На самом деле у нас сегодня японско-русская тема» и «Люк летит сюда на вертолете». Затем мама выводит за руку Минни, и все дружно принимаются ворковать. – Бекс! Я оборачиваюсь. Это Сьюзи, она выглядит чудесно в фиолетовом с вышивкой пальто и отороченных мехом сапогах, в волосах у нее пара деревянных мешалок для кофе из «Старбакса». – Это все, что я смогла найти, – сердито говорит она. – Ты сказала – русский стиль! Откуда вдруг взялись японцы? – Это все мама! – Хочу рассказать, как было дело, но тут появляется преподобный Паркер, такой нарядный в своей шелестящей белой хламиде. |
