|
– Ой, здравствуйте! – радуюсь я. – Как поживаете? Отец Паркер не из этих нудных святош, что заставляют тебя терзаться чувством вины по любому поводу. Нет, он викарий типа «почему-бы-нам- не-выпить-джина-с-тоником-перед-ланчем». Жена его работает, а сам он всегда загорелый и раскатывает на «ягуаре». – Прекрасно. – Он тепло пожимает мне руку. – Рад вас видеть, Ребекка. И хочу сказать, ваша японская тема очаровательна. Я обожаю суши. – Вообще-то у нас японско-русский микс, – поправляю его я. – Будут блины и водка из стопок. – А, в самом деле! – сияет он. – Как я понимаю, Люк задерживается. – Он будет с минуты на минуту. – Я скрещиваю пальцы за спиной. – Вот-вот приедет. – Хорошо. Потому что меня слегка поджимает время. Вы определились со вторым именем? Не могли бы вы написать его для меня? О господи. – Почти. Я почти… – Ребекка, ну куда это годится? – В голосе викария нетерпение. – Я не могу крестить вашу дочь, не зная ее имени. Ну вот, опять на меня давят. Я думала, викариям положено быть понимающими. – Я окончательно решу этот вопрос, когда буду молиться, – спешу оправдаться я. – Хочу, чтобы меня вдохновила Книга. – Хватаю Библию, лежащую на соседнем столике. – Может, я решу назвать ее Евой. Или Марией. Проблема в том, что викарий знает меня с пеленок. Он скептически приподнимает брови и спрашивает: – А крестные родители здесь? Надеюсь, они достойные люди. – Конечно! Вот крестная мать. – Я выталкиваю Сьюзи вперед, она обменивается с Паркером рукопожатием и принимается нахваливать церковные витражи. Сьюзи бесподобна. Она всегда знает, что кому сказать. Вот и сейчас очень кстати завела речь о витражах. И где только она всего набралась? Должно быть, в своем пансионе благородных девиц. Если честно, витражи меня не слишком интересуют, поэтому я листаю Библию. О-о… Далила. Клевое имя. – Вот черт! Бекки! Мне не послышалось? Действительно знакомый американский акцент? Позади образуется небольшая суматоха, кто-то восклицает: – Кто, ради всего святого, этот человек? – Дэнни! – радостно кричу я. – Ты здесь! Я не виделась с Дэнни очень давно. Он кажется еще субтильнее прежнего, на нем кожаное пальто в казачьем стиле, черные виниловые брюки в обтяжку и армейские ботинки. А рядом крошечная белая собачка на поводке. Тянусь обнять Дэнни, но он поднимает руку, будто должен сделать важное заявление. – Что у вас тут за тема? – Он настроен скептически. – Японско-русский чертов фьюжн? Ты откуда, блин, черпаешь вдохновение? Вот пришлось фочно завести эту шапку Чертову ши-тцу. – Круто. – Тут я вспоминаю о викарии. – Э… преподобный Паркер… Это Дэнни Ковитц. Крестный отец. – Ага, мать твою! – Дэнни затыкает себе рот кулаком. – Прошу прощения. Э-э… чудесная церковь. Бодренький такой декор. Вам кто-то помогал подобрать цвета? – Вы очень добры, – сухо улыбается викарий. – Но не могли бы вы выражаться менее витиевато во время службы? – Дэнни знаменитый дизайнер одежды, – поясняю я. – Да ла-адно! – Дэнни напускает на себя показную скромность. – Не знаменитый. Скорее… известный. Печально известный. А где Люк? – Он понижает голос: – Он мне нужен. Мне каждый день названивает Джарек. Угрожает, типа, в суд подать. – В голосе Дэнни тревога, и он машинально начинает говорить громче: – Ты же знаешь, я не иду на конфронтации. |
