Все-таки ходить по Бильрёсту быстрее, чем летать в поднебесье серой гусыней, бесстрашной упитанной торпедой, разрывающей облака. Поэтому мы привычно ступаем на небесный мост, и он со скоростью мысли несет нас в долину Неверно Понятых, моих коварных названных сестриц. Поостерегитесь, Урд и Скульд, сейчас я буду лютовать!

Дом на вершине отвесной скалы выглядел таким печальным, что я поняла: это не усадьба. Это — тюрьма. Может, норн никто не сковывает по рукам-по ногам (попробуй надеть кандалы на время!), но вырвать их из переменчивого мира, отрезать стеной непонимания от живых существ, окутать забвением, точно непроходимым лесом… Понятно, кто это сделал. Наш ловкий молодчик, душка и обаяшка, ведающий в моем кукольном мирке разочарованием. Бог-трикстер. Вроде скандинавского Локи.

Урд и Скульд стояли на пороге — совершенно в тех же позах, что и в момент нашего расставания. Их лица светились розоватым мрамором, одежды не шевелило ни единое дуновение ветра, глаза глядели в пространство, не моргая и не видя. Две прекрасные женские статуи — олицетворения Будущего и Прошлого, безжизненные и безмолвные. В какую игру «замри-отомри» здесь играют? И кто Я в этой игре? Ведущий? Ведомый? Очередная жертва?

— Что-то в этом роде я и предполагал, — произнес Нудд, ступая с серебристой ленты Бильрёста на ухоженный газончик перед домом норн.

— И почему, позволь узнать? — хмуро поинтересовалась я, трогая холодную щеку Скульд. Какой отчаянный у нее взгляд… Будто знает, что ее ждет, но ничего не в силах поделать.

— Потому что Видар раскрыл мне некоторые секреты здешней иерархии божеств. Кое-что я и сам помню, но думал, здесь это несущественно.

— Что несущественно?

— То, что норны — НИЗШИЕ божества.

Опа! А я-то думала, что единоличная владычица всего сущего и своему миру хозяйка! А я, оказывается, божество второго сорта. И как это меня понизили в должности?

— Значит, мерзавец — как там его? — Видар над нами главный?

— Он пока не главный. Но будет главным. После твоей гибели в Последней Битве.

— А что, апокалипсис грядет? — скалюсь я в недоброй ухмылке.

— Грядет. Рагнарёк. По всем правилам — с волком Фенриром, с гибелью верховного бога, со спасителем мира Видаром и с воцарением Видара в обновленном мире. Теперь ты понимаешь, что наш приятель задумал?

Теперь понимаю. Подставу задумал. Нормальную божественную подставу, достойную самого Локи. Да куда там Локи — сам отец лжи не придумал бы лучше. Ах я голова садовая, ах я неграмотная фефела, ах я самонадеянная курица! Сама поганцу в руки свалилась — на, ешь!

* * *

— Добрый бог не мог придти в мир, не мог… Он никогда не приходит, мы никогда с ним не встречаемся… Бог не видит нас, мы не видим его… Человеку не под силу общаться с добрым богом…

— Долго он еще будет комплексовать? — недовольно спрашиваю я Гвиллиона. — Что ты ему такое сказал, гранитная твоя башка?

— Только то, что есть. — Каменное лицо слегка морщит нос, что, надо понимать, означает недовольную гримасу. — Марк для своего мира — бог-творец. Добрый боже, бон дьё.

— Мон дьё, бон дьё зашел в мое жилье! — фыркаю я. — И что теперь? Вместо полезных указаний мы получили одного психически деформированного попа и шестерку недоумков вокруг него. Кто нам теперь скажет, куда идти? Этот бокор скорее мертв, чем жив!

— Отец Франсиско… — всхлипывает кто-то за моей спиной. — Зачем вы его убили? Он не сделал вашему народу ничего плохого!

Морк синей молнией проносится мимо еще до того, как я успеваю повернуться.