– Не знаю, как с аквитанами – кроме товарища Сагари, все они на поверхности как-то не выделяются, – сказал Антон Игоревич, – но с некоторыми из думнониев контакт уже довольно неплохой. Я имею в виду кузнеца Онгхуса и его сына Одхана: старший из них вдовец, а младший и вовсе еще не был женат, так что у них нет никого, кто бы мог закапывать им яд в уши. Я бы считал полезным отдать за них табуированных вдов из клана Лани, а также полуафриканок. Соответствующие взаимные симпатии уже имеются, необходимо только досрочно снять табу. Оба этих товарища готовы взять в свою семью женщин с маленькими детишками и воспитывать их как родных. С Альбином-гончаром значительно хуже, ведь ему постоянно сосет мозг его благоверная, которая кажется мне несколько облегченной версией Катюхи. И даже если вы обжените его на местных, эта особа будет только себя считать настоящей женой, а всех прочих – грязными подстилками.

– Значит, необходимо усилить работу женсовета… – вздохнула Марина Витальевна. – Так усилить, чтобы от воинствующих упрямиц только брызги полетели.

– Я тоже делать им внушение, – сказал отец Бонифаций, – хорошо делать. И говорить леди Гвендаллион, чтобы она тоже их чистить, как у вас говорят, с песочком.

– Ну вот и договорились, – бодро сказал Петрович. – Превратить сделанное в несделанное не может даже патрон отца Бонифация, остается только пытаться предотвратить негативные последствия. Быть может, оно и к лучшему, а то мы, поглощенные текущими делами, еще долго не обращали бы внимания на то, что наше общество превращается в нечто бесформенное. Я не имею в виду римлян – эти парни в легионе привыкли к дисциплине и легко могут быть подвергнуты переструктурированию… а вот с думнониями, аквитанами и итальянцами гораздо хуже. И, кстати, Андрей, скажи, что это за второй вопрос, который идет к нам своими ножками? Неужели очередные попаданцы-пропаданцы, и что в них такого особенного, что вопрос с ними необходимо решать в совете вождей?

– Сегодня рано утром в сторону бывшего римского лагеря ушли охотничьи партии Гуга и Виктора де Леграна, – сказал я. – Дичь в окрестностях нашего поселения изрядно повыбита, а народ желает есть по немалой порции мяса каждый день. И они там взяли не только пару оленей и кабана, но и группу странных типов без оружия, но в военной форме, которые при этом разговаривали на русском языке. Сцапали их в самый интересный момент, когда те, рассевшись в кружок вокруг костерка, будто на пикнике, самозабвенно обсуждали вопрос о том, как им жить дальше. Вот, конфисковано у одного из них… – Я выложил на стол изрядно потертый револьвер. – Думаю, что это власовцы, которые бежали от маки, чтобы то ли пробраться в Испанию, то ли сесть на пароход и уплыть в Аргентину.

– Думаю, что тут ты крупно ошибся, – сказал Петрович, – власовцы были обмундированы не в русскую, а в немецкую форму, а ее наши лейтенанты уже видели. Так бы тебе Виктор и доложил: «люди в немецкой форме, говорящие по-русски». Кроме того, бросившись в бега, они постарались бы переодеться в гражданку, а тут по факту люди в форме и частично при оружии. Пожалуй, и вправду стоит подождать, пока твои потеряшки дойдут до Большого Дома, посмотреть на них без всякого предубеждения, и только потом решать их судьбу. И даже если это белогвардейцы с Гражданской войны, то не стоит быть к ним слишком суровыми. В крайнем случае отделять агнцев от козлищ нам поможет леди Сагари.

– Ты, как всегда, прав, Петрович, – сказал я, – да будет так.

Два часа спустя. Большой Дом.

Беглец с Первой Мировой войны, подпрапорщик Иннокентий Михеев (26 лет).

Шли мы часов шесть, не останавливаясь, а потому изрядно устали.