– Андрей прав, – сказал Петрович, – вся история первых веков христианства – это неутихающие споры о сущности Христа, и не только споры. Огромные территории опустошались, кровь лилась рекой, а жители Аравии, не желающие вникать в тонкости споров о природе Христа, низвели его фигуру до уровня одного из пророков, создав свое отдельное исповедание, исторически ставшее враждебным всему христианству. И эта трещина через человечество протянулась почти на две тысячи лет. Я, например, такой судьбы своим потомкам не хочу. Так что, отче Бонифаций, вы этого дракона из пещеры выпустили, вы и загоняйте его обратно.

– Да, нам еще только тут войны католиков с гугенотами не хватало, – поддержала нас Витальевна, – особенно меня пугает то, что новоприбывшие, которые могут явиться к нам из тех времен, когда мир еще не был поражен неверием, непременно активно включатся в игру: «Угадай, кто Христос». Все, что мы делали до сего дня, может вылететь в трубу с таким оглушительным свистом, что мне даже страшно об этом подумать. Отче, неужели вы, так хорошо знающий человеческую природу, не догадались об опасности говорить об Откровении прежде самого Откровения?

– Я действительно об этом не подумать… – покаянным тоном произнес тот. – Я предполагать, что все спокойно ждать, когда Воплощенный Сын будет себя проявить. Я сказать, что все, кто есть это племя, будут Воплощенному Сыну как апостол, и что не быть среди них первый и последний, и Иуда тоже не быть. Я говорить, что мы пока не знать, кого выбрать Бог-Отец. А еще, что Божий Сын надо быть, и бесполезно казаться, и только когда Он умереть, мы будем знать, кто он быть. Я не знать, как вернуть сказанное мной Слово и сейчас раскаиваться, что не посоветоваться с вами.

– Если дракона нельзя загнать обратно, то его следует приручить, – сказал Антон-старший. – Вы, отче Бонифаций, выпустили этого зверя в мир, вы его и обуздывайте. Проповедуйте, уговаривайте, пророчьте. А ты, Сергей (Петрович), в рамках своих судейских полномочий беспощадно наказывай за любые проявления религиозных споров. Пропаганда религиозной вражды должна быть объявлена тягчайшим преступлением – не желающих оставить свои заблуждения за порогом нашего мира оформлять следует, как говорит доктор Блохин, по первой категории. Теория отката к истокам тем и хороша, что снимает все накопленные за века межконфессиональные противоречия, и те, кто не захочет расставаться со своими заблуждениями, должен быть без всякой пощады изгнан из нашего общества. Я, товарищи, не хочу умирать, зная, что в самом ближайшем будущем все полетит в тартарары и мои дети окажутся в самой гуще кровавой каши.

– Я буду стараться исправить причиненное мной зло и каяться, что проявить неверие в ваш разум, – склонив голову, произнес отец Бонифаций. – Надеюсь, Господь меня простить и наставить на истинный путь.

– А я думаю, – вдруг сказала молчавшая до того Ляля, – что все зависит от наших мальчиков и нас самих. Если мы их воспитаем такими дружными, что между ними не пролезет ни один злой язык, то и раскола в нашем обществе тоже не будет…

Все умолкли, и в этой тишине Лиза добавила:

– А если злые языки будут настойчивы, то их можно и поотрезать острыми ножницами. В последнее время у нас было много новичков, и, как подозревает мой муж, скоро их будет еще больше. Наше общество, товарищи, из плотно сжатого кулака превращается в рыхлый ком, а это плохо. Французских школьников мы утрамбовывали больше года, Виктор де Легран с самого начала был добровольцем, хлебнувшим дикой жизни и готовым на все ради того, чтобы жить с цивилизованными людьми, а думнонии, аквитаны и римляне для нас пока еще совсем чужие. Тщательнее надо. Не только с будущим поколением надо работать, но и с нынешним тоже.

– Не знаю, как с аквитанами – кроме товарища Сагари, все они на поверхности как-то не выделяются, – сказал Антон Игоревич, – но с некоторыми из думнониев контакт уже довольно неплохой.