Время летело весело для всех, кто был молод и счастлив в тот вечер среды 27 января 1641 г., в то время как Страффорд пребывал в Тауэре, а отец Гудмен в Ньюгейте. Король в Уайтхолле раздумывал, что делать дальше, королева рыдала над своими несбывшимися надеждами, а лондонцы ворчали, проклиная папистов и епископов. Джон Саклинг описал все происходившее для Ричарда Лавлейса, который не был на торжествах, в своей «Балладе о свадьбе». Через два года прекрасная пара молодоженов будет вести жестокую войну в Манстере, лорда д'Обиньи убьют в битве при Эджхилле, его вдова будет думать не о свадьбе, а замыслит государственный переворот, сам же поэт умрет в изгнании.

30 января в палате общин завершилось рассмотрение дела Страффорда, и его доставили из Тауэра в палату лордов, чтобы он выслушал обвинительное заключение. В нем содержалось 9 основных обвинений в нарушении законов, 28 частных эпизодов различных правонарушений, и для зачтения его потребовалось много времени. Когда Страффорд выслушал все обвинения, то попросил дать ему несколько дней для подготовки ответа, и его отвезли обратно в Тауэр. В тот же вечер он написал нежное письмо своей жене и деловое послание верному другу графу Ормонду в Ирландию. В обоих письмах использовал одну и ту же фразу: «ничего серьезного». Так он оценивал выдвинутые против него обвинения и благодарил за все Бога. По его мнению, палата общин не нашла в его деле доказательств государственной измены, и он надеялся на свое оправдание.

В то время как Страффорд, сидя в Тауэре, с оптимизмом смотрел в будущее, анализируя пункты обвинения, Пим с трудом отражал атаки на епископат в палате общин. Принимавший в дебатах об управлении церковью Джордж Дигби решительно поддержал Трехгодичный билль, который ждал подписи короля. Частые созывы парламента должны были предотвратить злоупотребления в церкви. Вопрос о церкви был передан в комитет, где экстремисты яростно продолжали критиковать епископат, но при этом не мешали работе палаты общин. Чтобы поддержать дружеские отношения с шотландцами, но при этом не начиная преобразований в церкви, которых они ожидали, на содержание их армии было направлено 300 тысяч фунтов, за эту сумму проголосовал парламент. Во время прений по этому вопросу депутат от Гримсби Джервас Хоулс, политические взгляды которого были противоположны взглядам его кузена Дензила, резко высказался о шотландском восстании, за что спикер Лентхолл лишил его права выступать до конца сессии парламента. Еще один роялист тактично промолчал, и союз шотландцев и палаты общин был подтвержден.

К этому времени Эдуард Хайд и его комитет подготовили обвинительный акт против судей, которые поддержали «корабельные деньги», и 12 февраля было оглашено первое из пяти обвинений. Сэр Роберт Беркли, председатель Суда Королевской скамьи, был вызван в палату общин, и он был вынужден подчиниться. Четыре дня спустя король, убедившись, что палата общин не проголосует за выделение денег английской армии, пока он не подпишет Трехгодичный билль, согласился это сделать. Обе палаты принялись обсуждать, уместно ли отметить эту триумфальную победу колокольным звоном и праздничными кострами. Однако король во взвешенной речи напомнил им, что они за три месяца разобрали его правительство на части подобно часам, которые нуждаются в ремонте. Он предположил, что пришло время заново собрать часы и заставить их идти. Кредиты, великодушно выделенные городом шотландцам, – хорошее дело, но как быть с его доходами, с законными нуждами государства?

Напомнив им об этом, он покинул их; но теперь дело шло стремительно к суду над Страффордом. В конце месяца он появился еще раз в палате лордов, чтобы представить свой официальный ответ на выдвинутые обвинения. Король предупредил, что желал бы присутствовать, но он хотел не просто посетить палату лордов; он прибыл заранее, до того, как привезли Страффорда, и успел поговорить с ним в течение нескольких минут до начала слушания.