28 августа Карл торжественно ратифицировал законопроект предыдущего года. В двух из трех его королевств был принят закон, который ограничивал его властные полномочия и прямо противоречил его вере в святость и нерушимость его власти. Чтобы отпраздновать свою капитуляцию, он пригласил своих новых друзей на празднество в Холируд.

Король не преминул похвалить себя, что ему удалось произвести благоприятное впечатление на своих соратников-шотландцев в начале визита; и специальные представители английского парламента – шпионы, как Карл называл их, – не почувствовали ни малейшего беспокойства, когда прибыли в Эдинбург. Среди них были лорд Бедфорд и лорд Хоуэрд из Эскрика, которые всегда поддерживали шотландцев, Натаниэл Фьеннес, сын и помощник лорда Сэя, убедительный Джон Хэмпден, сэр Филип Стэплтон, сухопарый кальвинист из Йоркшира, и сэр Уильям Армин, который, как и Хэмпден, спорил с королем по каждому важному вопросу, начиная с обвинения Бекингема.

Опасения английских посланников несколько рассеялись, когда они в первый раз встретились в частном порядке в доме Аргайла с членами шотландского парламента. Внешность часто обманчива: ковенантеры ели и пили с королем с виду в дружественной обстановке, но их дружба зависела от его согласия на их требования. Они не хотели, чтобы он использовал их в своих собственных целях, и были настороже. Подобно Пиму и его соратникам, они пытались разгадать истинные намерения короля, которые скрывались за его якобы изменившейся политикой. Их разногласия с английской палатой общин в некоторых вопросах были, собственно говоря, разногласиями союзников. А вот их нынешняя дружба с королем была не чем иным, как выжидательным дипломатическим перемирием с врагом.

Сомнения ковенантеров относительно истинных намерений Карла разделяли европейские наблюдатели, и делегаты имперского сейма в Регенсбурге задались вопросом: а действительно ли английский король пытался набрать войск в Шотландии именно для помощи курфюрсту? Об этом пришли известия в Эдинбург. Сэр Томас Ро, ветеран дипломатической службы и неутомимый борец за дело протестантизма, приверженец традиций Елизаветинской эпохи, был отправлен летом в Германию, чтобы присутствовать на заседаниях сейма. Ему было также поручено убедить представителей Испании и Австрии, что король готов принять участие в войне, если они дадут согласие на восстановление прав курфюрста. Ро был скорее разочарован, чем удивлен, когда обнаружил, что никого не может убедить в намерениях короля Карла. Опытные дипломаты, представители европейских держав в Регенсбурге прекрасно понимали, что произошло. Король Великобритании, оказавшись в ситуации, когда его подданные восстали, а парламент вышел из-под его контроля, поступал так, как поступил бы любой европейский король на его месте – попытался бы снискать себе популярность. Им было очевидно, что единственно против кого король мог использовать свою армию, если бы она у него была, – это против собственного народа. Об этом они заявили сэру Томасу с плохо скрытым презрением. Нежелание европейских дипломатов серьезно относиться к намерениям короля усилило подозрения его подданных, и 4 сентября шотландский парламент отказался предоставить в распоряжение курфюрста армию или набрать новую, пока не придут новые вести о переговорах из Регенсбурга.

Это стало первым серьезным разочарованием для короля. Еще более тяжелое ожидало впереди. Король надеялся на поддержку и помощь Роутса в деле заключения соглашения с ковенантерами, но Роутс остался в Англии, будучи тяжело больным, и умер в конце августа. Карлу оставалось только надеяться на дружбу Гамильтона с Аргайлом, окрепшую за последние месяцы.