По мнению тех, кто придерживается такой версии, это были великодушие и непредубежденность соседей, которые спасли ее.
Но осталось еще разобраться с кучей вопросов. Каким образом такие впечатляющие и серьезные симптомы, как мощные припадки, просто исчезли всего через пятнадцать недель? Откуда она знала о Роффах то, чего никто другой не мог знать? В этом суровом испытании был момент, когда Люранси, будучи Мэри, рассказала доктору Стивенсу, что она встретилась с его покойной дочерью на небесах, и описала крестообразный шрам на щеке девочки. Пораженный доктор Стивенс признался, что шрам был от перенесенной ею хирургической операции для остановки инфекции. Что бы мы об этом ни думали сегодня, родители Люранси верили. Они говорили, что их дочь вернулась домой «более умной и трудолюбивой, более женственной и вежливой, чем прежде». Она как-то повзрослела. И восстановилась физически. Никаких приступов, никаких больше трансов. Все ушло.
Через пару лет Люранси попробовала себя в качестве медиума. Возможно, Роффы уговорили ее или она хотела убедиться, что все еще может делать то, чем прославилась.
Через четыре года она вышла замуж за фермера по имени Джордж Биннинг. У Джорджа, похоже, не было никакого интереса к спиритуализму, и вскоре она прекратила попытки реализовать себя как медиум. Еще через два года они уехали из города на ферму в Канзасе. Они растили тринадцать детей, и, естественно, жизнь была расписана по минутам. Однако Люранси старалась, как могла, поддерживать связь с родными.
Одним из тех, кто часто писал ей, был мистер Рофф. Это и понятно. Пусть хоть ненадолго, но его дочь Мэри вернулась, и поэтому он привязался к Люранси. И в тех редких случаях, когда она возвращалась в Ватсеку навестить родителей, всегда ходила повидаться с Роффами.
Конечно, она стучалась. В конце концов, это был не ее дом. Они всегда с радостью встречали ее. Представляю, как они готовят для нее чай и садятся вместе в гостиной. А интересно, был ли головной убор Мэри до сих пор на столе и узнала ли его Люранси хоть когда-нибудь?
Мы знаем точно то, что каждым своим визитом она приносила Роффам большое утешение. После короткой беседы обо всем она садилась в свое кресло и закрывала глаза. Часы на каминной полке громко тикали, напоминая шаги, приближающиеся из соседней комнаты. Потом ее глаза открывались. Но это уже была не Люранси.
– Здравствуй, мама, – говорила им она. – Здравствуй, отец. Как вы поживаете? Как хорошо быть дома.
Бугор
СУЩЕСТВУЕТ большая разница между северными и южными штатами Америки. Различаются культуры. Люди ведут себя по-разному. Разница в климате огромна. То, как все выглядит и ощущается… – просто поверьте мне, это большая разница. Если вы проведете хоть немного времени в обоих регионах, вы тоже почувствуете эту разницу.
Так что, вероятно, это была не самая умная идея для Салафиэля Стоунера – жениться на женщине с юга. Заметьте, в самой женитьбе не было ничего такого. И молодые, похоже, любили друг друга. Просто оказалось, что ни один из них не оценил эти различия в полной мере. Они шагали вслепую в жизнь, полную разочарования и разбившихся надежд, и из этого ничего хорошего не вышло.
Сэл – так его называли друзья, и это, черт возьми, гораздо легче, чем Салафиэль, так ведь? – приехал на юг, если верить легенде, чтобы уладить дела с дядиным имением. Я не знаю, когда и почему его дядя переехал в Фоллз-Черч, штат Вирджиния. Я только знаю, что много поколений Стоунеров жило в штате Мэн. Прямо на побережье, возле Брунсвика. Я могу предположить, что дядя Сэла понимал эту разницу и считал юг более подходящим местом для своей тонкой душевной организации.
Но, будучи молодым человеком, двадцати девяти лет от роду, Сэл осознал, что заканчивает юридические дела своего покойного дяди очень далеко от дома. |