|
— Почему же вы придаете им такое значение? — Потому, что они шли за вами. — Не может быть, ведь... — Может, потому что было. — Контейнер потерял герметичность? — Нет. Вероятно, вы проглотили порцию этих частиц еще в ракете, выбираясь из скафандра. — Но они теперь во мне? — Не знаю. Но то, что это не обычная лунная пыль, было обнаружено, когда вы собирались в Австралию. — Ах так! И, разумеется, каждое место, где я побывал, потом исследовалось под микроскопом? — Примерно так. — И находили эти?.. Он кивнул. Мы все стояли у окна, а Луна проплывала между тучами. — Все ли об этом знают? — Кто это — все? — Ну, заинтересованные стороны... — По-видимому, еще не все. В Агентстве — несколько человек, а из медицинской службы только я. — Почему вы мне об этом не сказали? — Потому что вы сами уже напали на след, и мне хотелось, чтобы вы уяснили себе положение в целом. — Мое? — И ваше, и общее. — Так они на самом деле меня опекают? — Минуту назад вы сами дали это понять. — Я стрелял наугад. Значит, так оно и есть? — Не знаю. Но из этого не следует, что никто ничего не знает. Во всем этом деле есть различные степени посвященности. На основании сведений, которые я получил от своих друзей, совершенно частным образом, исследования продолжаются, и пока не исключается, что эти частицы поддерживают связь с Луной... — Странные вещи вы говорите. Какую связь? По радио? — Наверняка нет. — Значит, существует другая? — Я приехал сюда, чтобы задать несколько вопросов вам а оказалось, что допрашивают меня. — Но вы, кажется, собирались подробно обрисовать положение, в котором я оказался? — Я не могу отвечать на вопросы, на которые ее знаю ответов. — Одним словом, до сих пор меня защищало только _предположение_, что Луна может и в состоянии заниматься моей судьбой?.. Шапиро не отвечал. Комната была погружена в полумрак. Заметив выключатель, он подошел к нему, включил свет, и сияние лампы ослепило и в то же время отрезвило меня. Я задернул штору, достал из бара бутылку и две рюмки, налил в них остатки шерри, сел сам и указал гостю на кресло. — Ci va piano va sano [тише едешь, дальше будешь (ит.)], — неожиданно произнес профессор, но, едва пригубив вино, поставил рюмку на письменный стол и вздохнул. — Человек всегда руководствуется какими-то правилами, но в таком положении, как это, никаких правил нет, а действовать необходимо, ибо промедление ни к чему хорошему не приведет. Домыслами мы ничего не добьемся. Как невролог могу вам сказать одно: память бывает кратковременная и долговременная. Кратковременная преобразуется в долговременную, если не возникают неожиданные помехи. А трудно представить себе помеху серьезнее, чем рассечение большой спайки мозга! То, что произошло непосредственно до и сейчас же после этого, не может находиться в вашей памяти, и эти пробелы вы заполнили домыслами, как я уже говорил; а что касается остального, то мы не знаем даже, _кто_ нападает, а _кто_ — защищается. Ни одно правительство ни при каких обстоятельствах не признается, что его программисты нарушили единодушно принятые условия Женевского соглашения. Впрочем, если бы даже кто-нибудь из программистов проговорился, это бы не имело никакого значения, ведь ни он и никто другой не знает, как потом развивались события на Луне. |
