Дверь в комнату для допросов распахнулась, и оттуда появились Сорвин и Уортон; Сорвин сделал жест рукой, и Орам, выйдя из-за стола, вошел внутрь и встал рядом с Блумом. Сорвин указал Уортон на свой кабинет, и, когда она переступила порог, последовал за ней и закрыл за собой дверь.

– Ну?

Беверли нахмурилась. Последние два часа она только и делала, что хмурилась.

– Не знаю. Правда не знаю.

– Серьезно? – удивленно спросил Сорвин.

– А ты знаешь? – Она села.

– Конечно. – Сорвин не мог понять, почему она упорствует. – Чего тебе еще надо? Он идеально подходит.

Беверли не ответила, и он продолжил:

– Хочешь поиграть в адвоката дьявола? Говорю тебе, это он. Ну, давай начнем с начала. – Он положил руки на стол ладонями вверх и оперся на локти. – Альберт Блум был исколот ножом с безумной жестокостью. О степени одержимости убийцы говорит и тот факт, что он трижды ударил жертву молотком по голове. Надеюсь, пока ты со всем согласна?

Беверли кивнула.

– Патологоанатом утверждает, что нападение произошло около полуночи, плюс-минус два часа. Судя по всему, это случилось на той самой пустоши, где и был обнаружен труп. Стариковская Печаль – заброшенное место, рядом с ним почти никто не живет.

Все это было неоспоримо, поэтому Беверли просто молча слушала.

– Нападение явно было совершено не с целью ограбления, так как у жертвы найден бумажник и мелочь, хотя в бумажнике находилась всего одна пятифунтовая банкнота. Мы обыскали дом, и, хотя он был не заперт, в нем было обнаружено несколько ценных вещей.

Таким образом, мы имеем крайне жестокое нападение, совершенное не с целью грабежа. Поскольку труп был обнаружен на заброшенной пустоши, вряд ли нападавшим был случайный прохожий; следовательно, мы имеем дело с умышленным убийством.

Все это соответствовало действительности, и тем не менее Беверли продолжала упорствовать.

– И поскольку целью нападения не был грабеж, нам остается искать другие мотивы, и это подводит нас к Майклу.

– Он не скрывал своей ненависти к отцу, – наконец прервала молчание Беверли.

– Вот именно! Он же сам говорит, что винил отца в смерти своей матери и в том, что тот выгнал из дома его сестру. Ты ведь слышала, он открыто заявляет о том, что старик убил и закопал ее.

Беверли кивнула и вздохнула.

– Послушай, Эндрю. Может быть, в провинции все иначе – здесь все иначе, – но в Лондоне дела делаются по-другому. Майкл все признает, он даже не пытается изобразить печаль по случаю смерти отца. У него нет алиби на минувший вечер, и он вполне откровенно говорит о том, что у них была размолвка в пабе.

– Да, размолвка, – вскочил Сорвин, – закончившаяся тем, что он вышвырнул старика. Размолвка, во время которой он в присутствии свидетелей угрожал убить своего отца.

Беверли кивнула, однако настороженное выражение так и не сошло с ее лица.

– Тогда в чем же дело?

– Ты сам только что сказал об этом, Эндрю. Он признает все, кроме убийства.

Сорвин не понял.

– Это всего лишь вопрос времени.

– Нет, – возразила Беверли. – Не думаю. Если бы ему было в чем признаваться, он бы уже признался.

Сорвин пожал плечами.

– Не понимаю. У нас хватает улик, чтобы выдвинуть против него обвинение. Не думаю, что у прокуратуры будут какие-то проблемы. Особенно если нам что-нибудь предоставит судмедэкспертиза.

– Мм, – с сомнением промычала Беверли, и Сорвин воспринял это как знак того, что его доводы ее не убедили.