– Беверли, это он, – с пророческим пафосом произнес он. – Неужели тебе не знакомо это чувство? Смотришь на подозреваемого и знаешь, что это он. Опыт, инстинкт, шестое чувство – называй как хочешь, но это так же достоверно, как отпечатки пальцев на оружии.

Беверли устремила на него взгляд, но Сорвин не мог проникнуть в ее мысли, меж тем она вспоминала, как однажды тоже ощутила эту богоданную власть и то, к чему это привело.

Беверли думала о Джереми Итон-Лэмберте.

– А если судмедэкспертиза не даст результатов? – медленно произнесла она.

Сорвин пожал плечами.

– Я думаю, у нас достаточно улик для возбуждения дела.

– Перед смертью он много пил, – заметила Беверли.

– Ну и что?

– И известно по меньшей мере два случая, когда он перебирал.

– И какое это имеет отношение к происшедшему? – осведомился Сорвин.

Беверли не могла объяснить, но это не меняло положения дел, и когда она в очередной раз стала возражать, Сорвин раздраженно воскликнул:

– В чем, черт побери, дело?

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.

– Во-первых, он умолкает в самый неподходящий момент. Он признает все, что ему инкриминируется, кроме убийства. Обычно убийцы стараются отвести от себя любые подозрения. Они стараются не привлекать к себе внимания и делают вид, что вообще ни в чем не виноваты. Блум же, напротив, делал все возможное, чтобы все вокруг знали о его ненависти к отцу. Этот аргумент было несложно разбить.

– Он во всем признается потому, что ему ничего другого не остается. Все давно знали о его взаимоотношениях с отцом, а последняя ссора произошла в присутствии свидетелей. Так что было бы бесполезно отпираться.

– Кроме того, данные судмедэкспертизы…

– Мы еще не получили отчет, – перебил ее Сорвин.

– Для этого не нужен отчет, Эндрю. Сколько было нанесено ударов ножом? Семьдесят с чем-то? На нем должно было быть столько крови, что хватило бы на дюжину кровяных колбас. Однако я ее не видела. А ты?

Сорвин смутился.

– Возможно, он уничтожил одежду, которая была на нем, – неуверенно ответил он. – Может, сжег. Мы обнаружили какие-то остатки в печке. Да и под ногтями у него что-то есть.

Беверли не стала возражать и вместо этого добавила:

– И в-третьих, дело Билла Мойнигана. Каким образом в него вписывается Блум?

– Допускаю, это интересно, но, думаю, здесь нет проблем, – более уверенно ответил Сорвин. – Во-первых, по-прежнему сохраняется вероятность того, что Мойниган покончил с собой; если же это было убийство, то убийцей вполне мог быть Блум – хотя бы потому, что маловероятно появление сразу двоих убийц в таком маленьком местечке, как Вестерхэм. А Блум, кстати, был знаком с Мойниганом.

– Что-нибудь еще?

– Мы знаем, что в прошлом между ними произошла ожесточенная драка, – продолжил Сорвин. Это выглядело малоубедительно, а Беверли лишь усугубила ситуацию, заметив:

– Это было восемь лет тому назад.

– Возможно, Мойнигану было что-то известно о Блуме, о его прошлом, – поспешно ответил Сорвин. – Может быть, Блум имел какое-то отношение к делу Итон-Лэмберта, – помолчав, добавил он. – Может, Мойниган шантажировал его.

«Возможно, но маловероятно», – было написано на лице Беверли.

– У Блума нет криминального прошлого, – заметила она, – по крайней мере, ничего связанного с насилиями и грабежами.

У него уже сняли отпечатки пальцев и взяли образцы ДНК, но результаты должны были поступить лишь на следующий день.