Чай оказался вполне приличным. Беверли уже успела выпить одну чашку, но согласилась и на вторую.

– А я лучше пойду обратно, составлю компанию доктору Аддисон, – произнес Стивен, направляясь к выходу.

– Думаю, тебе не стоит воспринимать мое участие как попытку встать на чью-либо сторону, – сказал Айзенменгер, когда Стивен ушел.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Беверли.

– Ну, насколько я понимаю, доктор Аддисон довольно враждебно восприняла мою версию, да и добрый инспектор Сорвин тоже не слишком ей обрадовался.

– Правда? – приняв невинный вид, спросила Беверли.

– Да, – ответил Айзенменгер; к несчастью для Беверли, он прекрасно распознавал фальшь.

– Не знаю, – изобразив полное непонимание, промолвила она. – Может, ему не хотелось допускать к телу «неофициального» патолога, но это чисто процедурная проблема.

– Значит, ваш конфликт не был вызван вопросом о виновности Майкла Блума?

– Конечно нет.

– То есть нельзя сказать, что он стремится доказать факт убийства, а ты – доказать невиновность Майкла?

Беверли поставила чашку на стол и подошла к Айзенменгеру. Однако он хорошо ее знал и не сомневался, что это движение является всего-навсего ритуальным выходом павлина.

И тем не менее это не помешало ему испытать нечто похожее на удовольствие.

Беверли прикоснулась к его руке и укоризненно промолвила:

– Нам всем нужна правда, Джон. И ты это прекрасно знаешь.

Он много чего знал, но об этом почему-то не догадывался.

Она долго не сводила с него глаз, а потом дверь открылась, и Айзенменгер почему-то смутился, словно ее прикосновение было насыщено каким-то эротическим смыслом, как поцелуй или прикосновение к ее груди.

– Вам лучше поспешить, – промолвил Стивен, – иначе она скоро там воспламенится.

– Доброе утро, доктор Аддисон.

По крайней мере он попытался быть любезным. Дебби Аддисон ограничалась свирепым взглядом и коротким низкочастотным звуком. Айзенменгер расплылся в нежной улыбке и повернулся к телу, которое по-прежнему находилось в белоснежном мешке, скрывавшем признаки разложения.

Айзенменгер сделал знак Стивену, чтобы тот расстегнул мешок и достал из него тело Альберта Блума. И когда тот принялся за дело, в секционную проскользнула Беверли. Айзенменгер уже успел переодеться и теперь надевал на свою зеленую униформу большой пластиковый передник. Он закончил натягивать перчатки как раз в тот момент, когда Стивен извлек тело из мешка. Труп уже ничем не напоминал человеческое тело и походил скорее на реквизит фильма ужасов – разве что свернувшаяся кровь не была резиновой, а холодная плоть испускала легкий неприятный запах.

На столе в дальнем конце секционной лежал отчет доктора Аддисон, на первых двух страницах которого были подробно перечислены все полученные Блумом повреждения. Айзенменгер взял отчет и потратил почти час на то, чтобы сравнить задокументированные травмы с реальным положением дел, при этом Стивен то и дело был вынужден переворачивать тело в разные стороны. Он прощупал тонким металлическим щупом раны на голове, оставленные молотком, и колотые раны на теле, а затем измерил линейкой их ширину. То и дело он останавливался, отходил в сторону и, склонив голову, окидывал тело взглядом, словно художник, создающий произведение искусства.

– А орудия убийства при тебе? – повернулся он к Беверли.

Она достала из портфеля два толстых пластиковых мешка, в одном из которых находился молоток, а в другом длинный нож, и Айзенменгер минут десять внимательно их рассматривал. Он даже примерился молотком, не вынимая его из пакета, к ране на голове, после чего измерил ширину лезвия ножа.