«Они боятся Москвы. Из Москвы жмут, требуют. Там, в Москве, у них на столах чертежи и цифры, а здесь жизнь…» Задыхаясь от стыда и обиды, он стремительно пошёл прочь из котлована…
«…Болван, идиот, как семилетний пацан закричал: «Шиш!» Позор! А Сеня обиделся всерьёз, напился. И даже не смотрит в мою сторону. Рекордсмены. Если подпишу паспорт на этот кусок, они весь тоннель так фуганут. На каждый кубометр переложили по двести килограммов лучшего марочного цемента. Но дело, в конце концов, не в этом. Количество ведь еще ничего не решает. Если бы количество цемента в каждом кубе бетона было в прямой пропорции с его крепостью, то самый лучший бетон получился бы из сплошного цемента. Я так ему и скажу. Я так и скажу главному инженеру… Закричал «шиш!» — какой позор! Действительно мальчишка.
Сквозь запах горячего металла, солярки и гари, которыми была пропитана кабина, пробивался тонкий и крепкий аромат чабреца.
— Гля, ты гля, что за птица? — Шофёр ткнул коричневатым пальцем в окошко.
Метрах в пятидесяти от дороги, на лысом пригорке, сидел высокий буро-серый орёл, величественный и равнодушный к ревущей на подъёме машине.
— Царь природы — орёл, — сказал Сергей Алимович.
— Что? Мотор шумит, говори громче.
— Орёл, говорю, — царь природы!
— А сидит, как бывший, — усмехнулся шофёр, показывая жёлтые, стесанные зубы.
— Ага, — улыбнулся Сергей Алимович, — вы точно заметили, присмирел.
— А они долго, проклятые, живут, я где-то читал.
— Да, — подтвердил Сергей Алимович, — и сто лет назад этот орёл, возможно, летал над здешним взгорьем, как властелин, а теперь сидит, как наблюдатель. Кругом машины гудят, взрывы.
— Присмирел чёртов сын. — Шофёр ещё раз оглянулся в ту сторону, где сидел на взгорье орёл, приподнял на голове чёрную кепку-шестиклинку с маленьким козырьком, вытер со лба и с лысины пот.
То и дело их обгоняли машины, и когда очередной, огромный, как баллистическая ракета, цементовоз обдал их запахом гари, грохотом, шофёр недовольно покачал головой:
— И куда гонит!
А сам бросил на всём ходу баранку, достал из «бардачка» ветошь и стал не торопясь вытирать вспотевшие руки.
Сергей Алимович отметил, что в том, как он, бросив руль, вытирал ветошью руки, не было и тени лихачества. Уверенность в себе, полное единение с машиной были в этом жесте. Сергей Алимович любил мастеров своего дела и сразу проникся к шофёру симпатией. К тому же ему было неловко за свой тихий голос.
— Вы мастерски ведете машину! — крикнул Сергей Алимович.
— Чего там. — Лицо шофёра озарилось таким светом, что Сергей Алимович тоже просиял в ответ.
Они разговорились. Выяснилось, что водитель из Караганды, шофёр первого класса. У него единственная дочь, врачи ей рекомендовали жить у моря, вот он и приехал сюда; она живет в городе, а он работает на стройке.
— Там она училась на втором курсе пединститута, а здесь в университет взяли на первый.
— На каком факультете?
— На иностранном — французска. Я её так и зову Сашка-французска.
— А что же вы не устроились в городе?
— На стройке заработок хороший. Здесь я три сотни в месяц на руки имею. За Сашину комнату сорок рублей плачу и ей сто даю. Здоровье слабенькое у Саши.
— Что же это за комната такая — сорок рублей? Дерут!
— С телефоном зато и отдельная квартира. Саша у меня самостоятельная, она любит удобства.
— Интересно. — Сергей Алимович постарался представить юную дочь шофёра, которая живет в отдельной квартире и получает к степендии ещё сто рублей в месяц отцовского содержания, изучает французский язык и дышит морским воздухом. |