– У вас сдается комната? – Хачмен взглянул мимо нее в плохо освещенный коридор с коричневым линолеумом и темной лестницей, ведущей наверх, и ему страшно захотелось домой.

– Комната есть, но обычно этим занимается мой муж, а сейчас его нет.

– Ладно, – с облегчением вздохнул Хачмен. – Попробую где-нибудь в другом месте.

– Впрочем, я думаю, все будет в порядке. Мистер Этвуд скоро будет дома.

Она сделала шаг в сторону и жестом пригласила его в прихожую. Хачмен вошел. Заскрипели доски под ногами. В воздухе чувствовался сильный запах цветочного освежителя.

– Как долго вы собираетесь у нас жить? – спросила миссис Этвуд.

– До… – Хачмен вовремя опомнился. – Недели две точно.

Он поднялся наверх, где, как и следовало ожидать, была сдаваемая площадь. Комната оказалась маленькая, но чистая. На кровати лежали два матраса – немного высоко, но удобно. После непродолжительных переговоров он выяснил, что может питаться здесь же все три раза в день, и, кроме того, за небольшую дополнительную плату миссис Этвуд согласилась позаботиться о стирке.

– Отлично, – стараясь, чтобы в голосе прозвучал энтузиазм, сказал Хачмен. – Я согласен.

– Уверена, вам будет здесь удобно, – произнесла миссис Этвуд, поправляя волосы. – Все мои постояльцы всегда довольны.

Хачмен улыбнулся.

– Я пойду принесу чемодан.

За дверью послышался шум, и в комнату вошел мальчишка с чемоданом.

– Джеффри! Тебе не следовало… – Миссис Этвуд обернулась к Хачмену. – Он не совсем здоров, знаете… Астма.

– Он пустой, – оправдался Джеффри, лихо забрасывая чемодан на кровать. – Я вполне могу поднять пустой чемодан, мам.

– Э-э-э… – Хачмен встретился взглядом с хозяйкой. – Он не совсем пустой, но большинство моих вещей в машине.

Она кивнула.

– Вы не возражали бы заплатить что-нибудь вперед?

– Нет, конечно. – Не вынимая руки из кармана, Хачмен отделил от пачки три пятифунтовые бумажки и передал ей.

Как только она вышла, он запер дверь и с удивлением заметил, что ключ погнут. Обычный длинный ключ. Но в месте сгиба остался легкий голубоватый оттенок, словно металл нагрели и погнули специально. Покачав в недоумении головой, Хачмен сбросил куртку и прошелся по комнате, подавляя в себе вернувшуюся тоску по дому. С трудом открыв окно, единственное в комнате, он высунул голову наружу. От сырого вечернего воздуха голова слегка закружилась, создавая у него ощущение полета. Ему представилось, что она сама по себе висит в темноте над незнакомым расположением канав, труб и подоконников. Вокруг светились окна, часть из них с закрытыми шторами или жалюзи, другие с открытым видом в чужие незнакомые комнаты. Простояв так, пока холод не пробрал его до костей и он не начал дрожать, Хачмен закрыл наконец окно и лег спать.

Эта комната должна была стать его домом на всю следующую неделю, но уже сейчас он начал думать, что долго этого не выдержит.

11

Эд Монтефьоре был достаточно молод, чтобы начать свою карьеру работой с компьютерами, и в то же время достаточно зрел, чтобы занять высший пост в своем безымянном отделе министерства обороны. То, что он стал известен – насколько может быть известен человек в его положении – как компьютерный гений, явилось следствием скорее экономических причин, чем его собственных наклонностей. Он обладал инстинктом, талантом, даром, позволяющим ему устранять практически любые неполадки в машинах.