– Сегодня я наконец была у него, – сказала она. – У врача.

Они сидели за послеобеденным кофе. В такое время дня возможности для взаимопонимания обычно кажутся безграничными.

– Ну что сказал врач? – он отложил газету.

– Назвал это "неврозом страха". Он так небрежно произнес это нелепое выражение, будто выпустил дым от гавайской сигары.

Он снова взял в руки газету.

– Мне уже начинает казаться, что ты жаждешь катастрофы. Ипохондрики вроде тебя готовы даже умереть, лишь бы показать, как они правы.

Красота природы, которая захватила их в тот далекий день, теперь представлялась ей загадочной, безудержной, кричащей, коварной.

– Эта летняя красота была такой неестественной, – вспомнила она. – То ли дело зимний день, чистый, целомудренный, не способный лишить человека душевного покоя.

– А когда придет зима, ты опять, боюсь, будешь говорить то же. Ты теперь принадлежишь к тем несчастным, которые рано или поздно начинают отрицать весь божий мир.

Он никак не мог заставить ее регулярно есть, нормально спать. Казалось, она решила вычеркнуть себя из активной жизни, и кто же был в состоянии переубедить ее, если она сама захотела, чтобы все было именно так? Если в ожидании, по ее мнению, неизбежного она пристально вглядывалась только в это неопределенное грядущее, а не в обыденную реальность. Всей своей неугомонной душой она страстно ждала того Дня, который отбросит ее страх в костер, как ненужную тряпицу.

И вот наконец настал День, который она предчувствовала, которого так боялась, что кровь стыла в ее жилах. Пришел День, отбросивший мучительное время ожидания и выполнивший свою миссию палача.

Она металась в бреду, не зная, куда преклонить голову, чтобы обрести покой. Обрести покой на дне безграничного, всепоглощающего Ничто!

Она призывала смерть. Ведь теперь она твердо знала: Смерть – это не последний враг. Смерть – это последний ДРУГ.

ПЕТЕР БРАТТ
БОМБА И ОБЛАКО

[5]

– Поры-ы-в, взры-ы-в, разры-ы-в, – завывала бомба, летя над каналом. – Грандиозно. Динамично. Тотально. Сверх того. Победный дух. Самопожертвование.

– Должно быть, ты сработана в Германии, – сказало облако, много повидавшее на белом свете. – Головы у тебя нет, зато есть философия.

– Я триумф немецкой изобретательской мысли, – гордо ответила бомба. – Я искусственный сверхчеловек. Живу, чтобы убивать. И свое земное назначение исполняю автоматически.

– Ни дать ни взять культуртрегер, – сказало облако. – Миссионер избранной расы. Перед тобой станут униженно пресмыкаться.

– Я всего лишь загоняю варваров туда, где им место, – в норы. Неарийцам – норы! Нордическим сынам солнца – свет!

– Ты напоминаешь мне древних драконов, что носились в поднебесье несколько тысячелетий тому назад. Правда, огонь извергался у них из пасти, а не с хвоста. Их называли Дети Ночи.

– Маленькое, хлипкое, отсталое облако – что ты смыслишь в истории? Не в твоих силах угнаться за временем. Старомодная летная модель. Непрочный материал. Ни характера, ни самодисциплины. Скелета нет, чести нет, гуманистическая туманная дымка – для любителей посозерцать. Демократический моллюск. А теперь на меня посмотри. Сильная. Непоколебимая. Целеустремленная.

– Цель, а в чем она, твоя цель? – спросило облако невинно. Ветер усилился, и облаку удавалось держаться неподалеку от бомбы.

– Любая – только не военная. Школы, больницы, жилые дома, исторические сооружения.