II

— Я его спросил — своих высокопоставленных кровных родичей вы тоже отправляете попастись на травке? — говорил ей Сигфрид, покачиваясь в седле.

«Смазливая физиономия и тело — антитеза прекрасной душе. Хотя это уже трюизм, свежим будет возвращение к старой идее о гармонии и взаимном влиянии. Красив да умён — два угодья в нём, или нет, это о выпивке. В человеке должно быть всё прекрасно… Хотя это ведь мальчишка, разве не ясно. Юнец — ещё не вполне человек. В Рутене долгое время считалось, что дети — вовсе не люди».

— А папа Рейни отвечает: «Выше помоста не запрыгнешь, а кровь — уж поверьте моему опыту, парни — во всех одинаковая, что цветом, что гущиной».

— И чем тебе не угодило гостеприимство? Кормили ведь сытно, о заклад можно биться, и воздух свежий.

«Если не вышел возрастом для мейстера, так уж явно мейстеров подручный, это у них с младых ногтей. Нашла на кого заглядываться!»

— Вам-то хорошо, иния, вас в тепле рядом с пытошной ночевать устроили. Той самой, где помывка тела и души. Коллекция всяких древних орудий.

«На которой молодое поколение факт воспитывается. Даже без ведома старших — детки ведь народ шибко въедливый и дотошный».

— Сигфри, ты напрасно папашу уел, тем более распоряжалась мама семейства. Как думаешь, они ради королевского визита детишек на холод выгоняли? Всем скопом?

— Навряд ли. Чад в Вольном Доме уважают. Без разницы — родного или приёмышей.

«И ведь они все там, похоже, сироты. Те, кого на эшафоте родичей лишили? Или жертвы казнённых? Воспитанники, в общем. Родной — один, этот… Зеленоглазый. Мейнхарт. Разве не так?»

— О чём вы с мейстом Рейнгардом — он Рейнгард, верно? О чём толковали столь долго и с такой приязнью?

— Кое-кто из детишек обмолвился, что отсюда есть тропа помимо возвратной, много короче. Отец с сыном не однажды ею пользовались ради готийских нужд. Не вчера, конечно: вчера у них в самом Хольбурге частное дело образовалось.

«А я-то как думала? По бабам ходили?»

Галина слегка натянула повод — мерин встал, за ним весь отряд.

— Так что если бы нам в обнимку с городскими блохами ночевать, и на казнь бы полюбовались. Верно?

Сигфрид жутко удивился:

— Да ты что, иния. Смертный ритуал — дело весьма парадное, к нему готовятся по крайней мере за декаду, реже — седмицу. А то кума папы Рейни дочкины крестины вином запивала и мясом заедала. Мейстер по местному обычаю её таверну досматривал, ну, где за столами и по всем лавкам доступные красотки. И супруга подыскал хорошего. И наследничка своего, похоже, отдавал ей же приобщить: если не вчера, то раньше.

«Напоролась на откровения, как говорится. Уж лучше бы…»

— Сигги. Так я чуть не забыла — отказали нам в тайной дорожке или как?

Тряхнула поводом. Все снова зарысили, иногда пригибаясь, чтобы не врезаться лбом или макушкой в ветви.

— Ну…Старший мейстер говорит — утомились оба, ночь без продыху гуляли. Погодить нам день-другой — услали бы на иную дорогу, а чего ждать, если за то время мы уже далеко ускачем?

— Логично, — пробормотала Галина себе под нос. — Не схлестнулись бы языками — был бы нам нынче проводник.

— Нам надо торопиться? — удивился Сигфрид. — Так прикажи, иния.

— Уже поторопился, — ответила она. — Люди в усадьбе не в пример иным деликатные. Как мне самой ума хватило ту мину не взорвать — хотя пустяки, думаю.