Тут радужный и туманный шар оплотнился вокруг них всех, закружил их на невидимой оси…

…и выбросил из себя в коралловую пещеру.

Она оглянулась — и с первого взгляда не увидела никого вокруг себя. Только полутьму, утреннюю или вечернюю, что лилась через отверстие в куполе.

Со второго — заметила, что бок о бок с ней человек ткнулся лицом в циновку, стискивая её запястье. Волосы в свете масляной лампы отсвечивали тёмным багрянцем.

— Мейнхарт, ты зачем? Где остальные?

Он встрепенулся, убрал руку и поднял голову:

— Они разошлись по делам, когда увидели, что их водительница лишь отдыхает. Ибо моя мейсти упала в забытьё и не проснулась. Но сердца не потеряла, как я боялся. Никому из нас не пришло в голову, что ей вздумается мешать споры вещего гриба с ним самим.

Ловко перекатился на корточки, протянул ей толстостенную чашку:

— Выпей. Это тебя поддержит.

Какой-то прохладный ягодный морс, подумала Галина. Земляника слаще всего по утрам, но твои губы… Красное на белом — так красиво, какая чудесная глина, чуть шероховатая, словно в ней отпечатались пальцы гончара. Ну вот, снова пошла неуправляемая цепочка аналогий.

— Мейнхарт, что такое «глиняный человек»?

— Просто человек, мейсти, — он посмотрел на неё с недоумением. — Смертный сын Адама. У рутен разве нет такой легенды?

Она промолчала.

— Инья Гали, что тебе снилось после того, как ты проглотила колдовское питьё?

— Чепуха всякая. Не бери в голову.

Юноша нахмурился:

— Ты имеешь право не отвечать — кто ты и кто я? Прости, что говорю слишком резко. Только видение твоё — истинно, хоть ты и должна была такое знать. И ты его запомнила, иначе быть не может. Прости.

Поднялся с места, крутнулся волчком — и выскочил сквозь занавесь.

Когда Галина последовала за ним, оказалось, что вокруг стоит позднее, хмурое, но утро. Из живых только и нашлось, что часовой и проводник, и то последний куда-то прятался.

«Нежен больно».

— Вульфрин, — приказала часовому, — о каком сигнале сбора договорились? Через костровой дым? Давай. Добавь кстати, что я в порядке, но очень сердита.

Когда её мужчины прибыли все, включая Мейнхарта, приказала:

— Сыты? Кони пресной водой напоены? Отдыхать здесь нам больше незачем. Судя по всему, цель довольно близка и можно пройти по взморью. Кто знает лучше меня?

Оказалось, без неё и расспросили, и разведали: как же иначе? Если тронуться с места прямо сейчас, после отлива, к вечернему приливу окажемся совсем рядом. Литораль там везде неширокая, берег уходит в глубину резко, хэархи легко могут подобраться так, чтобы говорить с монахами-землянцами.

— Там есть монахи, Сигфрид? Натурально, кроме брата Каринтия.

— Небольшая обитель, шалашей с десяток. Такие наполовину землянки, знаешь. Скапливаться помногу не любят. От берега сильно не отдаляются — их ба-инхсаны любят навещать.

Галина кивнула. Безусловно, на таких молодцов, как её, незачем давить — и так справятся. Вон и Мейну подобрали сабельку не из последних — с воронёным лезвием. Интересно, подучить его не понадобится? Фехтовать — дело далеко не такое серьёзное, как просто владеть острой сталью. Хотя зачем — экспедиция вроде как мирная.

Копыта тупо ударяли в песок — пляж тут был узкий и постоянно влажный. Слева нависала вертикаль, испещрённая порами, норами и ямами, — как бы рыхлая и вовсе не такая нарядная, как подводные сады, иллюстрациями которых был заполнен с десяток альбомов, за невообразимую цену выписанных с «Большой Земли».