Всё-таки в тоне его было не так много смирения — так радушная хозяйка напоказ причитает, что ей нечем угостить, а гордый китайский папаша обзывает сыновей никчёмными поросятами.

— Мы народ бывалый, уже ночевали тут неподалёку, — ответила Галина, — и в тюках есть что поверх голов натянуть и в рот засунуть. И от ушицы, сваренной твоими сыновьями, мы и по сю пору не отошли.

А сама не торопясь и не желая показать заинтересованности, искала королевского побратима: не глазами — особого рода нюхом. «Кьяр в самом деле выглядит самодостаточным — без жены и детей, без привычного окружения, без стальных советников и даже без верного Бьярни. Любопытно: может быть, ба-инхсаны и его тоже обещали реставрировать? Скажем для великих свершений, о коих помянул Барбе. Гарду там пошире, эфес подлиннее или ножны по последней рутенской моде для наградного оружия? У них, кажется, чехол для клинка может превращаться в человеческую одежду».

Спросить прямо? Галина давно уяснила себе, что прямой путь — далеко не самый короткий, но в условиях Вертдома — почти всегда самый наглый. Здесь принято выжидать, пока удобный случай сам на тебя набредёт. Не доискивайся, просто живи. С этой мыслью Галина забралась под туго растянутый брезент, улеглась на почётное место близ очага и заснула, даже не поев как следует.

Когда утром она выглянула из-за полога, то сразу поняла, отчего так крепко спалось: под шум ветра и волн. За ночь распогодилось, мелкие волны превратились в валы с белым гребнем, которые ритмически били в крутой берег, растекаясь по песчаной отмели шипучей пеной. Бледное солнце играло на небе уже высоко над окоёмом, раздвигая тихим теплом серо-синие облака. Не так далеко от облаков тяжело колыхались морянские плоты — остереглись находиться в прежней близи от берега, решила Галина, снялись ночью с якоря, чтобы ковчеги не разбило.

Женщина в одной полотняной сорочке и босиком прошла по округлым камням и песку до места, где берег уходил вглубь, потопталась по песку, тонко чувствуя влажные узы вокруг щиколоток, тянущие то вперёд, то назад, оплеснула лицо и шею солёной водицей — хорошо!

И вдруг обнаружила рядом самого Кьярта, который стал на корточки и занимался примерно тем же, что она.

— Здравствуй, милая иния. Утирки не надо? — сказал, улыбаясь. — Я ей, можно сказать, не пользовался. Впрочем, любая ба-инхсани вам скажет, что морская вода куда как полезна для кожи.

— Ладно, сама высохну, — улыбнулась Галина. — Тем более… Куда они все отчалили?

— Мои старшие коллеги? Думаю, на Елисейские Поля.

— Нет, вон те плавучие хоромы.

«То ли мои парни не приглядывались к хижинам, списали на скромность анахоретов, то ли все, кроме Каринтия, носа не показывают».

— Похоже, хэархи ещё на закате почуяли в воде некое беспокойство. Не из-за усилившейся волны. Дома их ведь не на якорных крючьях — на камне, который может волочиться следом по дну. А море тянет вглубь немного сильнее, чем на берег, — такое здесь течение прихотливое.

— То есть дело не только в том, чтобы не выбросило на сушу?

— Конечно. Вот если бы паруса на мачтах были подняты прямо, а не приведены к боковому ветру… Но такой ошибки ба-нэсхин ввек не делали.

«Так эти столбы — мачты, ткань — паруса для лавирования близ берега. Надо же до сих пор так мало соображать».

— Их старейшина, Пфатрикхи, то есть Патрик, приглашал высокую инию в гости. Говорит, расстояние притягивает сильнее близости.

— Мне должно быть лестно?

Кьяртан поднялся, отряхнул крупные кисти рук от воды:

— Для чего-то вы всем скопом нас посетили.