Да, чего‑чего, а любезности ему не занимать!

— Вы мне не нравитесь, Марианна. Но мне многие не нравятся, я и сам себе не слишком нравлюсь.

— Доктор Парселл…

— Можете называть меня просто Гарри. Вам не придется долгое время себя этим утруждать. Дэниел считает, что вы прекрасно подойдете на должность координатора‑электора по политике. Не перебивайте.

— Я уже говорила ему, что не подхожу. Я для этого слишком молода.

— Вы достаточно зрелы. Кроме того, компетентны. Но в этом «корыте» есть много людей вроде меня, которые враждебно к вам относятся.

— Не могу же я всем угодить.

— Я тоже редко кому угождаю, нужно просто оставаться самим собой. Дело не в том, что вы недобросовестно справляетесь со своими обязанностями или ведете себя неблагоразумно. — Парселл слегка улыбнулся. — Хотя ваша сексуальная жизнь, насколько мне известно, выглядит несколько… шокирующей, в моем понимании.

— У меня на этот счет собственное мнение.

— Как я уже сказал, проблема заключается не в этом. Она гораздо тоньше и сложнее, и вам придется немного поработать над собой, прежде чем вы займете эту должность. У вас есть все шансы для того, чтобы занять ее, но будет ли это хорошо?

— Я слушаю, по крайней мере делаю вид.

— Во‑первых, вы — идеалистка. Такое качество привлекает молодежь, но…

— Намекаете на то, что руководитель не может быть идеалистом?

— Это мешает. — Он по‑профессорски откинулся назад. — Продолжите вашу мысль. Приведите пример.

— Джефферсон. — Я подумала о нем, потому что видела его портрет в фойе зала заседаний.

— Томас Джефферсон. Я не очень хорошо знаком с американской историей. — Блаженная улыбка разлилась по его лицу. — Но я хорошо знаю американскую экономику. У Джефферсона были рабы, не так ли? Значит, он был не слишком прогрессивным человеком даже для своего времени.

— Он их освободил.

— Но сперва купил. Похоже на политический трюк.

— Махатма Ганди.

— Религиозные лидеры не в счет. У них просто не могло бы быть последователей, если бы в обществе не было хотя бы задатков идеализма. — Взмахом руки он категорично отмел мои попытки привести в пример Адольфа Гитлера или еще кого‑нибудь. — Не быть идеалисткой вовсе не значит, что у вас не может быть своих идеалов. Даже у меня остались один‑два. Но я не руководствуюсь ими, когда дело касается политики. Я бы победил даже с кучкой преданных мне сторонников, если бы подавляющее большинство не сходилось со мной во мнении по главным, ключевым вопросам.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Мне придется быть изворотливой.

— Это не свойственно вашей натуре. С таким же успехом можно сказать: «Мне придется быть жирафом». Разве что вам вдруг удастся кардинально измениться.

— Не значит ли это, что мне придется стать радикалкой‑бомбометательницей? У большей части жителей «Дома» примерно такие же представления о добре и зле, как у меня.

— Добро и зло, говорите? Я не об этом веду речь. Я хочу сказать, что вы не гибки, слишком прямолинейны и не поступитесь своими принципами даже в случае острой необходимости.

— Похоже, вы много знаете обо мне.

— Знаю. — Он расстегнул «молнию» на нагрудном кармане, достал какую‑то голограмму и протянул мне. — Это послание от Сандры Берриган лично вам.

— Какого рода отношения у вас были с Сандрой?

— У нас было необычное постельное знакомство.