— Какого рода отношения у вас были с Сандрой?

— У нас было необычное постельное знакомство. — В какое‑то мгновение я подумала, что он имеет в виду секс, и попыталась себе это представить. — Я должен был подождать, пока мы не удалимся на большое расстояние, прежде чем передать это послание вам. Вы должны просмотреть голограмму один раз, в полном одиночестве, а затем уничтожить и ни с кем, кроме меня, не обсуждать.

— Даже с Сандрой?

— Особенно с ней. У нее появились проблемы.

Я положила пленку в карман, рядом с «жучком» — пуговицей, записывавшей нашу беседу. Странно. Сандра была моим учителем в политике и прекрасно знала, как я отношусь к Парселлу.

— Сандра доверила это поручение именно мне по причинам, которые вскоре станут вам понятными. Я не мог не оправдать ее доверия и хотел бы, чтобы вы прочли это послание, пока я еще… в состоянии обсудить его с вами.

— Я посмотрю его вечером.

— Это насчет принципов, идеалов, о сложности…

— О'кей. — Сандра и Парселл? На время я выбросила эту мысль из головы. — Но вы же говорите, что, во‑первых, я — идеалистка. Допустим, принимаю. А что во‑вторых?

Парселл покачал головой, но ответил не сразу. Выдержав паузу, он произнес:

— Вы никогда не интересовались, почему вас назначили на самый непрестижный пост в Кабинете?

— Интересовалась. И если уж быть до конца откровенной, а не только скромной, я всегда думала, что эту должность создали специально для меня. Сандра протолкнула ее, чтобы у меня была возможность получить опыт на уровне Кабинета и чтобы это было не слишком заметно. Довольно странно, что отдел развлечений есть в Кабинете, а в Комитете его нет.

— Вы правы на девять десятых. Но это была моя идея, а не Сандры.

Такое заявление меня просто шокировало.

— Интересно…

— Или невероятно? — Он взъерошил свои волосы и поморщился. — Я планировал провести этот разговор, когда вы поднаберетесь побольше опыта.

— Побольше опыта, — повторила я. — У меня четыре ученых степени, два мужа и жена — не считая сотни или около того любовников до замужества. Я трижды побывала на Земле. Я как раз была там перед концом света. Я могу жонглировать тремя предметами разных размеров и играть на кларнете. Хотя все это я, конечно, проделываю не одновременно. У меня даже есть небольшой политический опыт. Но вам же этого недостаточно, понимаю.

— Вы закончили?

— Нет. Вы снисходительно относились ко мне, насмешливо поглядывая с высоты вашего положения, добрых шестнадцать лет. А теперь вдруг настолько зауважали мои способности, что даже решили позволить мне выполнять вашу работу? Вы правы, это невероятно. Больше того — неправдоподобно, и я никогда этому не поверю. Я бы могла вам кое‑что растолковать.

— А это уже в‑третьих.

— Для вас имеет значение приказ?

— Наверное, нет. — Парселл присел на край стола, как птица на жердочку — медленное балетное «па» при низкой гравитации. — Я поведаю вам половину мотивов, побудивших меня обратиться к вам. Иррациональную половину.

— Договорились.

— У меня была дочь, которая родилась за два года до вашего появления на свет. Она очень походила на вас. Мы с ней спорили и конфликтовали многие годы. Но спор для меня был вроде спортивного состязания. Я учил ее дискуссии, как другой отец играл бы со своей дочерью в мяч или в шахматы или ходил в кино.

— Понимаю.

— А она никогда не могла понять. В восемнадцать лет моя дочь перестала со мной разговаривать. А в девятнадцать — эмигрировала на Циолковский.