|
— Тогда я, может, лучше помолчу, а ты расскажешь… про Бабу Ягу. — Ах, простите… Продолжайте, пожалуйста. Но вот непонятно, как варнаки могут видеть, если глаз не открывают? — Клоп человека тоже видеть не может, а находит безошибочно… Я за кустами все время лежал, даже нос не высовывал. Но даю голову на отсечение, он точно знал, где я. Только положу палец на спуск, а он уже и пропал… Исчезло чудное виденье, как говорил поэт Пушкин. — Ну и что это доказывает? — стоял на своем делегат из Лимпопо. — Может, они нас больше боятся, чем мы их… Я понимаю… Кто на молоке обжегся, на воду дует. Только нельзя беду на каждом шагу караулить. На то она и беда, что нежданно негаданно приходит. — И тем не менее аггелы, варнаки и Белый Чужак как то связаны между собой, — сказал Цыпф. — Непонятно, как именно, но цепочка просматривается. Тут кое у кого есть интересные наблюдения. Товарищ Смыков, не поделитесь? — Делиться можно успехами, — уточнил Смыков, вставая. — а о неудачах можно только информировать… С Белым Чужаком мы встретились случайно. Работали совсем по другому вопросу. Если говорить откровенно, он к нам сам подошел… По залу пронесся шумок. Кто то сказал: «Ого!», кто то удивленно присвистнул, кто то поинтересовался, почему в таком случае эта столь одиозная личность не представлена перед ясными глазами собрания. — Спокойней, братцы вы мои. — Смыков, как сова, повертел головой, высматривая крикунов. — Попытка задержания имела место, но успехом не увенчалась. Кишка у нас тонка оказалась. Так называемый Белый Чужак продемонстрировал физические способности, до которых нам с вами далеко. Человек против него что болонка против волка, заявляю с полной ответственностью. — Видать, крепко он вас припугнул… — Припугнуть меня трудно, я на том свете был. Меня инквизиция два года пытала. — Смыков хотел ткнуть пальцем в треугольный шрам, глубоко впечатанный в висок, но от волнения ошибся и едва не угодил себе в глаз. — Однако сейчас для нас имеет значение не поведение Белого Чужака, а сказанные им слова. — Да вы с ним даже поговорили! — ахнул парень с серьгой. — Может, и по сто грамм сделали? — Предлагали, — не выдержал окончательно проснувшийся Зяблик. — Тара наша ему не подошла. Хрупкая… Смыков между тем продолжал: — Белый Чужак заявил, что людям он не враг и сам, по видимому, является человеком. — По видимому или является? — Цитирую дословно: я, то есть он, родился человеком. — Что он еще сказал? — Посоветовал оставить в покое одну особу, предположительно имевшую контакты с варнаками. — А какой у него к этой особе интерес? — Не знаю. — Про аггелов ничего не говорил? — Нет. Мы и поговорили то всего пару минут. Но аггелы, кстати, в Талашевске завелись. Хотя раньше о них слышно не было. — Ходят они за Белым Чужаком, как цыплята за наседкой, — сказал одноглазый. — Но не в открытую ходят, а хоронятся. — Зяблик, а какое у тебя впечатление от этого фрукта осталось? — болезненно морщась, спросил раненый. — Мужик свой в доску. Верке понравился. — А тебе? — Я таких шустрых не люблю. На ходу подметки режет. — У кого какие предложения? — Цыпф требовательно постучал мелком по грифельной доске. — Никаких? Тогда разрешите мне… Как вы убедились, в настоящий момент интересы варнаков и Белого Чужака сосредоточены в одной географической точке — городе Талашевске. Считаю целесообразным оставить там группу Смыкова, тем более что первое знакомство уже состоялось. Задача прежняя: наблюдать за перемещениями как тех, так и другого. |
