|
Задача прежняя: наблюдать за перемещениями как тех, так и другого. При возможности задержать, при невозможности вызвать на откровение. Одновременно прощупать аггелов. Может, те что нибудь знают. Возражения, дополнения есть? — А как же! — воскликнул уже почти протрезвевший делегат Хохмы. — Предположим, зажмут они Белого Чужака в угол. Завяжется у них милая беседа. А что дальше? Зяблика я уважаю, но что он может сказать дорогому гостю? Обматюгать разве что с ног до головы… Смыков начнет уголовный кодекс цитировать, который давно на подтирку пошел. Верка, конечно, может поговорить красиво, но уже после всего… («С тобой, козел, я ни до, ни после говорить не собираюсь!» — огрызнулась Верка.) Остается Чмыхало. Может, мы ему переговоры с Белым Чужаком доверим? — Не понимаю, куда вы клоните, — заерзал на своем месте Цыпф. — Сейчас поймешь… Предлагаю усилить группу Смыкова нашим нынешним председательствующим. Левка все науки превзошел, да и язык у него без костей. Кому еще с Белым Чужаком лясы точить? Уж Левка то в грязь лицом не ударит… А если ударит, пусть на нас не обижается. Мы потом по этому личику еще добавим. Поднялся одобрительный шум, как будто бы в зал вкатили бочку пива. Кое кто даже в ладоши захлопал. Неудовольствие публично выразил один Зяблик: — Вы нам баки зря не вколачивайте! На хрена нам такой баклан, да еще перед горячим делом. Он, наверное, даже пушку в руках держать не умеет. Сам загнется и нас под монастырь подведет. Не, мы только проверенных людей берем… — А Верка? — спросил кто то. — Что — Верка? Верка в сторонке никогда не отсиживается. Если придется, любого удальца может на шарап взять. — Ты, Зяблик, особо не разоряйся, — сказал рассудительный Глеб Макарович. — Как общество постановило, так тому и быть. Зяблик зыркнул по сторонам и, не встретив ни одного сочувствующего взгляда, сдался. — Ладно, но тогда пусть хоть влазное поставит… Не меньше литра… Возле невзрачной цементной стелы, неоднократно использовавшейся в прошлом как мишень для стрельбы крупной дробью, но тем не менее продолжавшей хранить уже не всем понятные граффити (Граффити— древние надписи на стенах, камнях и сосудах, обычно носящие бытовой характер.) полузабытой прошлой жизни «Кол…о… З…ря», Чмыхало затормозил. Дорогу перегораживали опутанные ржавой колючей проволокой рогатки, а дальше на холме торчало ажурное бревенчатое сооружение в виде высокой арки, горизонтальную часть которой украшали три аккуратно завязанные петли удавки. — Дальше лучше не соваться, — сказал Зяблик. — Свинопасы сиволапые и мину заложить могут. — Откуда у них мины? — удивился Лева Цыпф, у которого после вчерашнего распития «влазной» веки поднимались с таким же трудом, как у пресловутого Вия. — На толчке купили. Там за гранату бычка просят. Дешевка. А из гранаты да куска проволоки любой дурак мину сварганит… Смыков, пора народ тревожить. Стреляй, не жмись. Смыков неизвестно откуда — не из рукава ли? — извлек свой до утери воронения затертый «Макаров», с сожалением глянул на него, направил ствол в небо, но в последний момент передумал и сбил выстрелом верхнюю закорючку буквы «З». Теперь оставалось только ждать. Чмыхало вылез из драндулета и стал привычно обстукивать ногой баллоны. Зяблик впал в спячку. Верка принялась втолковывать Цыпфу методы борьбы с тяжелым похмельем, а Смыков погрузился в раздумье, обхватив голову ладонями, как будто хотел выдавить из нее какую то важную мысль — так иные давят губку, выжимая воду. Спустя четверть часа со стороны зловещей арки показалась молодуха в резиновых сапогах и бурой тюремной телогрейке. — Дошла до них, похоже, наша почта, — сказал Зяблик. |
