— Ага, вполне возможна. Я так понимаю: это ваша позиция. А в вину Брекстона вы не верите?

— На сто процентов уверен быть не могу.

— А вы всегда желаете быть уверенным на сто процентов?

— В идеале — да.

Лауэри подумал секунду-другую, а затем сказал отеческим тоном:

— Бен, я в судебных залах не первый год. И знаете, что судья всякий раз говорит присяжным? Что они должны решить, виновен ли обвиняемый «вне любого разумного сомнения». Обратите внимание на формулу. Судья не говорит: «Вне всякого сомнения». Он говорит осторожно: «Вне любого разумного сомнения». То есть судья как бы даже и не мечтает о том, что присяжные будут уверены на все сто процентов. Он лишь просит о предельно возможной уверенности. Иными словами, смиренное сознание, что ошибки возможны, лежит в самой основе нашей юридической системы. Потому что судебный аппарат — это люди, а людям свойственно ошибаться. И мы вынуждены с этим мириться, ибо иного выбора у нас нет. Никто из нас не имеет монополии на истину, никто не имеет машины времени, чтобы побывать в прошлом и все увидеть своими глазами. Мы высказываем догадки, собираем улики и молим Бога, чтобы мы оказались правы, чтобы мы не допустили ошибки. Это огромная, тяжкая ответственность, Бен!

— Понимаю, сэр.

— Мы арестовываем человека не тогда, когда мы на сто процентов уверены в его вине, а когда эта уверенность достигает определенного уровня — к примеру, пятьдесят один процент. Как только мы решили, что вот он, виноватый, мы полностью сосредотачиваемся на отработке принятой версии, землю роем, чтобы подтвердить — да, это и есть преступник. На этом этапе следствия мы забываем о презумпции невиновности. Для нас существует одна реальность — данный человек совершил преступление, и наше дело — это доказать!

— Да, сэр.

Я покосился на Келли, который сидел в кресле справа от меня. Он со скучающим видом разглядывал потолок. Прокурор мог бы с тем же успехом рассуждать о репродуктивных привычках галапагосских черепах.

— Итак, шериф Трумэн, у вас есть сомнения в том, что Брекстон — убийца?

— Да, сэр.

— Выкиньте их из головы.

— Простите, сэр?

— Выкиньте их из головы. Убийца — Брекстон.

— Почем вам знать?

— Да потому что я ловлю преступников с незапамятных времен. У нас достаточно улик, чтобы трижды засудить Брекстона за убийство Бобби Данцигера! Мне, черт возьми, случалось выигрывать дела, где было раз в пять меньше доказательств! Поэтому я не испытываю никакой нужды притягивать к делу за волосы случай десятилетней давности — убийство Траделла. А значит, забудьте, выкиньте все из головы!

Поверьте мне, без упоминания об убийстве Траделла нам проще засудить Брекстона. Таким образом, мы не будем сбивать с толку присяжных избытком информации. Да и городу будет только вредно, если всплывет давняя тема — нераскрытое убийство полицейского Артура Траделла!

Бен, тут речь идет о большой политике. Надеюсь, вы, человек не без образования, это прекрасно понимаете. В данный момент в Бостоне нет острых расовых противоречий, все более или менее нормально. Преступность держится в рамках, народ полицию уважает. Афро-американская часть населения живет лучше и спокойнее, чем в любом другом большом городе Соединенных Штатов. Скажем, в Нью-Йорке ситуация другая. Там полиции не доверяют. Там ее даже ненавидят! Нас, к счастью, Господь миловал. Да, Бен, сейчас речь идет о вопросе политической важности.

Я не очень-то верил идиллической картинке, нарисованной прокурором. Пусть он это втравляет избирателям перед выборами. А у меня свое мнение.

— Даже если дело будут рассматривать в штате Мэн, — продолжал Лауэри, — оно все равно окажется в центре внимания бостонской публики.