Даже к своего рода равнодушной скуке. Я сдаюсь. Твоя взяла, госпожа Судьба! Ну и что?
Гиттенс, очевидно, постоянно наблюдал за моим лицом. И заметил перемену в моем состоянии.
— Ну-ну, — вдруг сказал он успокаивающе, — не скисай, Бен. Не теряй голову и ворочай мозгами!
— Чего вы хотите, Гиттенс? — произнес я устало.
Вместо ответа Гиттенс не спеша обыскал меня — с головы до ног.
Дождь, до этого неприметно моросивший, вдруг припустил.
— Что же ты теперь намерен предпринять, Бен? — спросил Гиттенс, довольный результатом обыска.
Я молчал.
— Ты же должен был иметь запасной план. Стратегию на самый худший случай.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Не ломай комедию! Такой въедливый ум не может не иметь резервного варианта на черный день!
— А какой запасной план имеете вы? И какая ваша стратегия на черный день?
— Ошибаешься, мой черный день не наступил. И стратегия мне без нужды.
— Фрэнни Бойл готов показать под присягой, что вы убили Фазуло и Траделла! И вы спокойны?
— Во-первых, Фрэнни Бойл уже имеет такую славу, что нет дураков ему верить. Тот же Лауэри достаточно умен, чтобы не затевать процесса, где единственным свидетелем будет Фрэнни Бойл, трепач и горький пьяница. Во-вторых, само свидетельство Фрэнни Бойла яйца выеденного не стоит, все построено на слухах и домыслах. Один покойник мне сказал то-то, другой то-то. Любой адвокат расколотит такое свидетельство в два счета. Словом, против меня никакого дела не существует. И насчет ордера на арест ты блефуешь. А если он есть — быть посему. Подержат и отпустят. Да еще и извинятся. Ты же умный мальчик, Бен. Работай серым веществом!
Но мои маленькие серые клеточки работать напрочь отказывались. Не было у меня запасного плана. Не было стратегии отхода. Только мучительная боль — за что? почему? Почему все это должно было приключиться — именно со мной, с моей семьей?
— Я помогу тебе, Бен, — сказал Гиттенс. — Если ты, конечно, разрешишь мне помочь тебе. Полицейские должны друг другу помогать. Позволь мне помочь тебе.
— Каким образом?
— Все очень просто. Без меня у правосудия никаких доказательств против тебя. Единственный человек, который слышал признание твоего отца, — я. Единственный, кто знает, что револьвер, который ты сейчас держишь в руке, был орудием убийства, — тоже я. Если я буду держать язык за зубами, твоего старика никто не тронет. С какой стати?! То же самое касается и тебя. Если я буду держать рот на замке, с твоей головы и волос не упадет.
— А чем закончится дело об убийстве Данцигера? Его ведь нельзя закрыть просто так. Кого-то они должны предъявить суду!
— А Брекстон на что? — сказал Гиттенс.
— Никто на это не купится. У Данцигера была сделка с Брекстоном. Мотив убийства отсутствует.
— О, если все красиво упаковать — скушают. А если и ты меня в этом поддержишь, то мы засадим Брекстона за милую душу!
— Но… — Голос у меня сорвался.
— Никаких «но», Бен. Свалим все на Брекстона. Нашел кого защищать! По нему тюрьма давно плачет. В свое время он немало крови пустил, уж поверь мне! Так что настал час платить по старым счетам. Брекстон — гад и мерзавец. А мы с тобой по другую сторону. Мы с тобой принадлежим к «хорошим парням». Никогда этого не забывай. Дай мне хорошенько поговорить с ним. И он признается в обоих убийствах.
— Признается? Никого не убив — признается?
— Куда он денется, голубчик! Сперва признается, а потом нападет на меня, как он на прошлой неделе напал на тебя. |