Я сказал в бешенстве:

— Зачем вы его так?

— Нет, Бен. Я тут почти что ни при чем. Я его таким уже застал.

— Папа, что ты ему рассказал?

Отец молчал, не поднимая глаз от песка.

— Клод! — Я повысил голос. — Ты ему что-либо рассказывал?

Гиттенс вмешался.

— Конечно, он мне все выложил, — сказал он добродушным тоном.

— Я не вас спрашиваю! — рявкнул я. Схватив отца за грудки, я стал его трясти.

— Отец! Очнись, так твою растак! Что ты Гиттенсу наплел?

Гиттенс снова вмешался:

— Оставь ты его, бедолагу. И остынь. Я уже все знаю.

— Что вы имеете в виду, говоря «я уже все знаю»?

— Бен, брось комедию. Думай! У меня было огромное преимущество. Я с самого начала знал, что не я убил Данцигера. Поэтому ничто не мешало мне соображать.

У меня голова пошла кругом. Мне было трудно сосредоточиться.

На кроссовках Гиттенса и на отворотах его штанов налип мокрый песок. На куртке поблескивали капли воды — и падали, когда он двигался.

Гиттенс торопливо произнес:

— Э-э! Без паники, Бен. Не дергайся. Все в порядке, все путем.

Быстрым движением он распахнул куртку и выхватил из кобуры револьвер.

— Все в порядке, все путем, — повторил он, наставив на меня дуло. — Бен, два шага назад, пожалуйста.

— Эй! — раздалось за моей спиной.

Я повернулся.

Брекстон целился из пистолета в Гиттенса.

Гиттенс секунду-другую колебался, потом медленно снял палец с пускового крючка, повернул револьвер дулом к себе и протянул его мне.

— Я же сказал — все путем, не надо волноваться. Нам с тобой пушки не нужны. Мы и так поговорим.

Я взял знакомый мне с детства револьвер. Тридцать восьмой калибр. Отец, будучи шерифом, с ним никогда не расставался.

— Орудие убийства, — сказал Гиттенс. Без театральности в голосе. Просто констатировал.

— Бред собачий!

— Ну, тут я не согласен. И баллистическая экспертиза подтвердит, что я прав.

Мне пришло в голову, что я могу сейчас швырнуть револьвер в озеро. Я даже представил, как он летит на фоне ночного неба, как бултыхается в воду… Однако это не выход.

Гиттенс обратился к Брекстону:

— Все в порядке, дружище. Мы с Беном просто беседуем.

Брекстон медленно опустил пистолет — мою «беретту» — и сделал несколько шагов назад. Он не хотел мешать. Гиттенс сказал:

— Я очень долго не мог понять, какого черта ты так заинтересовался этим делом, с какой стати так напрягаешься, настырничаешь и нарываешься на неприятности. Ты явно не дурак, а играешь с огнем. Сперва я решил, что объяснение простое — именно ты убил Данцигера. Однако кое-что не сходилось. А самое главное, ты не убийца. Не из того материала скроен. Если бы ты вдруг решил убить, ты бы сделал это осмотрительно, с профессорским педантизмом. Без глупых ляпов. И мало-помалу мне стало очевидно: ты кого-то защищаешь.

— Но ведь все указывало на Брекстона!

— На это я не купился. Брекстон слишком умен для таких выходок. К тому же я знал: Брекстон вступил в сделку с Данцигером и в смерти его заинтересован не был.

Я неловко вертел в руке револьвер, еще теплый от кобуры Гиттенса. Помню, какую взбучку задал мне отец, когда я, мальчишкой, его без спросу взял…

— Папа, ты бы лучше шел домой. Нам с Гиттенсом надо поговорить с глазу на глаз.

Отец наконец поднял глаза:

— Извини, Бен. Я перед тобой так виноват, так виноват…

— Ладно, па.