— Да как же вы не понимаете, — взволнованно принялся объяснять мистер Бэйсуотер, — он ведь дипломат!

— Ну так и что же? — миссис Харрис от расстройства соображала в этот день хуже обычного. — При чем тут это?

— А это значит, что у него есть, конечно, паспорт — специальный, дипломатический, — но никто в этот паспорт не заглядывает и никто никаких вопросов не задает — никогда! Он — Очень Важная Персона, он и ходит-то все больше по ковровым дорожкам! Вот послушайте, в прошлый раз я приехал сюда с «Силвер Клауд» пятьдесят третьего года, у него еще прокладка на третьем цилиндре была слабовата; и с нами был еще сэр Джеральд Грэнби, тогдашний посол Британии. Так перед ним все просто стелились! Все в один миг — никаких вам таможенников, никакого паспортного контроля! Никаких «Ваши документы, пожалуйста» — только «Приветствуем вас, сэр Джеральд», «Добро пожаловать в Соединенные Штаты, сэр Джеральд» и «Не беспокойтесь о багаже, сэр Джеральд! Можем мы еще чем-то помочь вам, сэр Джеральд? Прошу вас сюда, сэр Джеральд, ваше авто подано». С дипломатическим паспортом и важным титулом все идет легче легкого. На американцев титулы и звания производят впечатление. А мой босс — не просто посол, он еще и настоящий французский маркиз! Да они паренька и не заметят — а заметят, так ничего не скажут. Так что просите маркиза. Готов спорить, он согласится вам помочь. Настоящий джентльмен. Ну, а потом, когда он выведет малыша с причала, вам останется только забрать его — и всё в порядке. Что вы на это скажете?

Миссис Харрис взирала на него блестящими — и уже не от слез — хитрыми глазками.

— Мистер Бэйсуотер! — воскликнула она, — дайте я вас расцелую!

На миг достойным шофером вновь овладели холостяцкие страхи, но, видя, как искренне радуется миссис Харрис, он отринул эти страхи и, потрепав ее по руке, ответил:

— Приберегите поцелуйчики на потом, милочка — если всё получится, тогда и расцелуете.

10

Итак, во второй раз за последние сутки миссис Харрис пришлось рассказать печальную повесть о малыше Генри, его пропавшем отце, и о похищении и бегстве — на сей раз она излагала все это маркизу Ипполиту де Шассань, Чрезвычайному и Полномочному Послу Республики Франция в Соединенных Штатах, сидя в роскошных апартаментах первого класса.

Седой дипломат выслушал повествование не перебивая и не задавая вопросов, он только время от времени задумчиво дергал себя за ус или поглаживал кустистые снежно-белые брови. По его необычайно молодым голубым глазам нельзя было угадать, позабавила или рассердила его просьба включить в свою свиту неизвестного англо-американского полусироту без каких-либо бумаг — и это в качестве первого деяния в роли представителя Франции в чужой державе.

Когда наконец миссис Харрис завершила рассказ о том, что ей удалось натворить и упомянув совет мистера Бэйсуотера, маркиз, минуту подумав, промолвил:

— Это был очень добрый поступок — но, боюсь, несколько необдуманный, вы не находите?

Миссис Харрис всплеснула руками.

— Боже мой, будто я сама не понимаю! Наверно, я заслужила хорошую встрепку — но, сэр, если б вы только слышали, как он плакал, когда они его лупили, видели, как он голодал — скажите, разве вы поступили бы иначе?

Маркиз только вздохнул.

— Ах мадам, что я могу ответить? Думаю, я поступил бы так же. Однако в результате мы с вами оказались в ситуации, я бы сказал, двусмысленной.

Удивительно, как всякий, кому миссис Харрис поверяла свои заботы, очень скоро начинал говорить «мы» и разделять эти заботы.

Миссис Харрис горячо сказала:

— Мистер Бэйсуотер говорил, что у вас, дипломатов, есть особые привилегии.