Это его беспокоило. Когда он мысленно представил возможные исходы, в горле возник комок, и он с трудом заставил себя допить фруктовый коктейль. Именно Торанс ответил на его тщательно подготовленный вопрос:
— Нет, эдгары в наших центрах не являются «аккумуляторами» — они передатчики. Ключом к пониманию является слово «отрицательный». Всякий раз, когда кто-нибудь проходит мимо огромной стеклянной двери-окна, за которой дежурит Эдгар, к нему начинает течь от прохожего крошечный поток, но он не может воспользоваться им. Там, где раньше у Эдгара (как у меня и моей жены) располагались внутренние органы, теперь вставлены электронные импульсаторы, изготовленные большей частью из тантала. Вся разница в том, что Эдгар заряжен отрицательно. Мы же — ваша жена, я и все остальные, — положительно. Вам ясно?
Для Меньшина это было китайской грамотой. Но, главное, у него появилась возможность получить кое-какую информацию. Он задал новый вопрос. Торранс тут же ответил:
— Нас — включая вашу жену, — двести сорок три человека. Разумеется, — продолжал он, — речь идет только о тех, кто обладает реальной властью. Мы владеем громадным капиталом, на нас работают десятки тысяч людей, включая и наблюдателей за вами и вашей женой.
Торранс рассмеялся. Но Меньшин не находил в этом ничего смешного. Он попытался заставить себя сбросить нервное напряжение и расслабиться. «Сейчас имеет значение только то, что я сделал прошлой ночью», — попытался ободрить себя он. Ведь благодаря предпринятым им мерам предосторожности никто, абсолютно никто, не смог проследить за ним. В этом он был совершенно уверен.
Однако было ясно, что Торранс отводит ему в своем плане какую-то роль. И это несколько пугало Меньшина. Еще одно напоминание о том, насколько большим влиянием обладает эта группа людей.
Ошеломленный этой мыслью, он лишь теперь принялся разглядывать лица собравшихся за столом людей.
Сначала у него сложилось впечатление, что все четверо мужчин физически совершенны, а пять женщин — весьма привлекательны и грациозны. В некотором отношении так оно и было. Даже теперь, приглядевшись повнимательнее, он не мог отрицать того, что все девять держались с достоинством и уверенностью, что еще более подчеркивалось их строгой элегантной одеждой.
Но на этом вся их красота и ограничивалась — словно дорога, резко обрывавшаяся на пролете взорванного бомбой моста.
Их точеные лица были не более, чем застывшие маски, за которыми скрывалась безжалостность, нечеловеческая врожденная жестокость. Глаза их — голубые, серые и карие — обжигали холодом. Губы у всех были тонкими и плотно сжатыми.
Но господствующей и объединяющей их чертой, присутствующей в облике каждого, являлось высокомерие, необычайное и пугающее высокомерие.
Не было никаких сомнений — они действительно верили в свое всемогущество.
Меньшин доедал свой супчик, пытаясь успокоить себя. Он украдкой бросал взгляд на Вирджинию, но та была поглощена исключительно содержимым своей тарелки.
И тут он с удивлением и тревогой отметил, что все едят молча. Пока что они только и делали, что отвечали на его вопросы.
Он увидел, как Торранс загадочно улыбается.
В Меньшине все сильнее крепла убежденность, что с ним ведут какую-то игру. И все-таки до сего времени он ничего не потерял, даже узнал кое-что новое.
Пока выбранная им линия поведения ничем не грозила ему. И он продолжал задавать очередные вопросы. Как и раньше, отвечал Торранс все так же незамедлительно и откровенно.
— Вы правы, в своих книгах Крэнстон почти ничего не сообщает о сделанном им открытии, главным образом потому, что в то время, когда писал эти книги, он только приступил к научной деятельности. А написанная мной биография о нем своей целью ставила обмануть его, дать нам время на создание собственной организации. |