В гром кафедральный – дабы насмерть бить! –

         Ты, белой молнией взлетевший бич!

    19 мая 1920, канун Вознесения

«Восхи?щенной и восхищённой…»

         Восхи?щенной и восхищённой,

         Сны видящей средь бела дня,

         Все спящей видели меня,

         Никто меня не видел сонной.

         И оттого, что целый день

         Сны проплывают пред глазами,

         Уж ночью мне ложиться – лень.

         И вот, тоскующая тень,

         Стою над спящими друзьями.

    17–19 мая 1920

«Писала я на аспидной доске…»

С. Э.

         Писала я на аспидной доске,

         И на листочках вееров поблёклых,

         И на речном, и на морском песке,

         Коньками по? льду и кольцом на стеклах, –

         И на стволах, которым сотни зим,

         И, наконец – чтоб было всем известно! –

         Что ты любим! любим! любим – любим! –

         Расписывалась – радугой небесной. Как я хотела, чтобы каждый цвел

         В века?х со мной! под пальцами моими!

         И как потом, склонивши лоб на стол,

         Крест-накрест перечеркивала – имя…

         Но ты, в руке продажного писца

         Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!

         Непроданное мной! внутри кольца!

         Ты – уцелеешь на скрижалях.

    18 мая 1920

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»

         Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе

         Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь.

         О милая! – Ни в гробовом сугробе,

         Ни в облачном с тобою не прощусь.