О милая! – Ни в гробовом сугробе,

         Ни в облачном с тобою не прощусь.

         И не на то мне пара крыл прекрасных

         Дана, чтоб на? сердце держать пуды.

         Спеленутых, безглазых и безгласных

         Я не умножу жалкой слободы.

         Нет, выпростаю руки! – Стан упругий

         Единым взмахом из твоих пелен

         – Смерть – выбью! Верст на тысячу в округе

         Растоплены снега и лес спален.

         И если всё ж – плеча, крыла, колена

         Сжав – на погост дала себя увесть, –

         То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,

         Стихом восстать – иль розаном расцвесть!

    Около 28 ноября 1920

«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»

         Знаю, умру на заре! На которой из двух,

         Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

         Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

         Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

         Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

         С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

         Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

         Бог не пошлет по мою лебединую душу!

         Нежной рукой отведя нецелованный крест,

         В щедрое небо рванусь за последним приветом.

         Про?резь зари – и ответной улыбки прорез…

         Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

    Москва, декабрь 1920

«О всеми ветрами…»

         О всеми ветрами

         Колеблемый лотос!

         Георгия – робость,

         Георгия – кротость…

         Очей непомерных

         – Широких и влажных –

         Суровая – детская – смертная важность.