Клемантина опустила голову и посмотрела на кончики лакированных ботинок Паза.
- Вы, северяне, храбры только физически, а решения свои вы не доводите до конца, - сказала она, надув губки.
- Как, вы собираетесь коротать в одиночестве сегодняшний вечер, сударыня? - спросил Паз с самым невинным видом.
- А разве вы не составите мне компании?
- Простите, но я должен вас покинуть...
- Как? Вы куда-нибудь собираетесь?
- В цирк, сегодня открытие цирка на Елисейских полях, я не могу не быть...
- А почему? - спросила Клемантина, бросив на него почти сердитый взгляд.
- Вы требуете, чтобы я открыл вам тайну моего сердца, доверил то, что я скрываю даже от Адама, который думает, что я люблю только Польшу?
- Ах, вот как, у нашего благородного капитана есть тайна?
- Мне стыдно в ней признаться, но вы поймете и утешите меня.
- У вас есть тайна, в которой стыдно признаться?
- Да, я, граф Паз, безумно влюблен в девицу, которая разъезжает по всей Франции с семейством Бутор, содержателей цирка, вроде цирка Франкони, но их труппа подвизается только на ярмарках. При моем содействии их ангажировал директор Олимпийского цирка.
- Она хороша собой? - спросила графиня.
- Для меня хороша, - грустно ответил он. - Малага - под этим именем она выступает - сильная, ловкая, стройная девушка. Почему я предпочитаю ее всем дамам общества?.. По правде сказать, сам не пойму. Когда я вижу ее - эту ожившую греческую статую - в белой тунике с золотой каймой, в шелковом трико и потертых атласных балетных туфельках, когда я вижу ее схваченные голубой лентой черные волосы, рассыпавшиеся по обнаженным смуглым плечам, когда я вижу, как она с флажками в обеих руках под звуки военного оркестра на всем скаку прыгает через обруч, разрывая бумагу, а затем опять грациозно опускается на спину лошади, когда ей рукоплещут не клакеры, а весь зал, - да, при виде этого сердце мое трепещет.
- Больше, чем при виде красивой дамы на бале? - спросила Клемантина с вызывающим удивлением.
- Да, - ответил Паз сдавленным голосом. - Что может быть прекраснее женщины, которая с восхитительной ловкостью и непередаваемой грацией непрестанно преодолевает опасность. Да, сударыня, Чинти и Малибран, Гризи и Тальони, Паста и Эслер, все бывшие и теперешние царицы сцены кажутся мне недостойными развязать ремень на сандалиях Малаги, - она на всем скаку прыгает с седла и снова вскакивает на него, она соскальзывает под брюхо лошади с левого бока и появляется с правого, она, словно белый блуждающий огонек, порхает вокруг самого горячего скакуна, она может стоять на цыпочках на одной ноге и при том же аллюре сразу опуститься на спину своего коня; мало того, она скачет на неоседланной лошади и при этом вяжет чулок, разбивает яйца и приготовляет яичницу, вызывая восхищение народа, подлинного народа, поселян и солдат! При параде всей труппы эта очаровательная Коломбина жонглировала раньше стулом, который держала на кончике своего прелестного греческого носика. Малага, сударыня, воплощенная ловкость. Она сильна, как Геркулес, и может ударом своего маленького кулачка или изящной ножки свалить трех-четырех мужчин. Словом, она богиня гимнастики.
- Должно быть, она глупа...
- О, она забавна, как героиня “Певерила Пика”! Беспечна, как цыганка, она болтает все, что взбредет ей в голову, будущее заботит ее не больше, чем вас те деньги, которые вы даете нищему, а иногда Малага неожиданно говорит золотые слова. |